Глава 26
Факелы ярко пылали в руках моих Големов, освещая путь и распространяя вокруг запах смолы и горелой пакли. Зловещие тени расползались по узким коридорам замка, гулким эхом зеркалящим шаги. Наша процессия спустилась в казематы по полукруглой лестнице донжона, осторожно наступая на каменные плиты с выщербленными краями.
Тут было жутко, и на всякий случай я не давала угаснуть красному огню в животе, ожидая опасности в любой момент. Да, со мной было семеро мужчин, но кто знает, сколько еще стражников и солдат встретятся нам за следующим углом, не очнутся ли в какой-то миг от наваждения Големы и не обратятся ли против меня. От мыслей о том, что могли сделать с Этьеном, сводило горло. В моей душе царил такой же мрак, как и в сыром, смрадном подвале, куда мы спустились.
С пронзительным писком из-под ног стражника выскочила крыса и юркнула, взмахнув толстым хвостом в дальний угол. Мы остановились у зарешеченной камеры, и в дрожащем свете факелов я увидела Этьена. Сердце мое сжалось и заныло.
Он был прикован цепями к стене, тело выгнулось вперед, повиснув на руках, голова поникла, лицо закрыли черные всколоченные космы. Жив ли?
– Отпирайте скорее, мерзавцы! – выкрикнула я, борясь с желанием удавить и стражников, и де Моле, а еще сильнее – с порывом пуститься вдогонку за лекарем и сделать с ним что-нибудь страшное.
Начальник стражи торопливо заскрежетал огромным ключом в замочной скважине. А я, замерев, пыталась разглядеть, дышит ли мой любимый. Живот Этьена слегка вздымался и опускался – дышит. Слава Богу! Звякнули цепи, Этьен приподнял голову в нашу сторону и что-то неразборчиво пробормотал.
– Снимите его со стены. Живо! Только аккуратно, канальи! – прорычала я. – Чтобы ни один волос с его головы не упал!
Щелкнули замки в кандалах, и Големы опустили Этьена на жухлую солому.
– Ой, госпожа, – обернулся ко мне начальник стражи и протянул вьющийся черный волос. – А он упал…
В другой ситуации я бы рассмеялась при виде идиотского выражения на сером, будто высеченном из гранита лице взрослого мужчины, но сейчас мне было не до смеха, я буркнула:
– Так выдери и из себя клок, каналья.
Тот послушно дернул себя за лохмы, и в корявых пальцах остался рыжеватый пук.
– И свети поярче! – рявкнула я.
Этьен пытался встать, но опереться на руки у него не получалось.
– Черт! – тихо выругался он и сел, покачиваясь, как пьяный.
– Этьен! – выдохнула я и приказала де Моле опустить меня на пол.
– Как скажете, госпожа, – повиновался де Моле.
Подняв непослушную голову, Этьен выдавил сиплый смешок:
– Ого! Ты уже… захомутала себе… кривого урода, – и закашлялся надолго, отплевываясь, а потом обвел мутным взглядом Големов. Запекшиеся губы скривились в подобии улыбки: – А в твоем… полку прибыло… Тебя… теперь величать… генерал Абели?
Говорил он тихо, скрипуче, с трудом расклеивая губы, словно измученный жаждой путник, случайно найденный в песках караванщиками. Но, даже еле ворочая языком, он пытался шутить. И это был настоящий Этьен, не фальшивый… Как же я его люблю!
– Зато они больше не представляют опасности, – я опустилась возле Этьена, с волнением вглядываясь в его глаза. Радужки в них были не белыми бельмами, не черными и не естественно карими, а прозрачно-аквамариновыми, как гладь того озера. Мне стало не по себе: все еще не закончилось? Или просто так постепенно возвращается зрение после поцелуя?
– С тобой не пропадешь, мой… генерал, – облизывая губы, заметил он.
– Нужно уходить, – шепнула я.
– Да, загостились… у черта… на пирушке, – прохрипел Этьен и, опираясь на стену, начал подниматься. Судорога пронзила его мышцы, и он полетел обратно на солому.
– Держите его! – крикнула я.
Големы дружно подхватили Этьена под руки над самым полом, а я оцепенела, увидев на его спине в изодранных лохмотьях рубашки уродливые, кровавые следы от ожогов.
– О, Боже, Этьен… Кто это сделал?! – ахнула я и угрожающе взглянула на Големов: – Кто-то из этих?!
Этьен, качаясь, стиснул зубы и встал сам. Его лоб залили капли пота. Он процедил:
– Да нет, одна баба… в рясе францисканца…
