женщина его разыгрывала.
– Нет, вчера утром к вам поступило тело, похожее на меня. В его бумажнике нашли мою библиотечную карту. Там был целый пакет его вещей, я оставил их в маминой палате…
Миссис Моралес встала:
– Мистер Скотт, вы говорите какую-то чушь. Есть кто-нибудь, кому я могу позвонить, чтобы вас забрали?
– Забудьте, – он быстро ретировался.
Задержавшись у лифтов, Эфраим оглянулся.
Миссис Моралес обошла вокруг поста и теперь смотрела на него. Он не мог ее винить за это, прекрасно понимая, как звучала его история.
Единственным имеющимся у него доказательством оставалась монетка, вытащенная вчера из пластикового пакета в больнице.
Загадай желание и подбрось монетку, чтобы оно исполнилось.
Это просто невозможно. Монетки не исполняют желания. Но он пожелал, чтобы его мать не была в больнице, и теперь ее здесь нет. Причем, похоже, никогда и не было. А если так, то тогда провал в памяти миссис Моралес, как и у Натана в школе, легко объясним. Тогда почему медсестра не помнит погибшего парня? Тот не имел ничего общего с действиями Эфраима. Конечно, это вообще не имело значения, потому что желания не исполняются. По крайней мере не при помощи магии.
Эфраим сел в лифт, чтобы попасть вниз. Когда двери открылись, там стоял Майкл Гупал.
Выглядел он паршиво: порез над уже заплывшим левым глазом, по виску текла кровь, нижняя губа разбита, разорвана посередине.
– Что с тобой приключилось? – спросил Эфраим. Никто раньше не мог побить школьного хулигана.
Майкл поморгал здоровым глазом.
– Твой приятель Маккензи – просто псих.
– Что?
– Он меня отметелил по полной программе.
– Это Натан сделал?
Тот просто не был способен причинить кому-то такой урон, если не находился за рулем машины.
Майкл закашлялся. Звук был нехорошим.
– Ага. Я удивился больше всех.
– Когда я уходил из школы, это ты избивал его.
Если Натан наконец смог дать сдачи, то и хорошо, Эфраим не испытывал особого сочувствия к Гупалу. Как бы странно это ни выглядело, но, возможно, друг все спланировал, иначе с чего бы он так непонятно себя вел? Причем, судя по состоянию противника, вооружился ломом.
Майкл качнул головой, застонал.
– Я только встряхнул его немного. И засунул в шкафчик.
Ага. Фирменный приемчик. В старшей школе Натан был одним из немногих, кто еще туда влезал, но и он уже порядочно вырос, так что шуточки Гупала теперь были гораздо больнее.
– Ну, значит, все правильно, ты заслужил, – сказал Эфраим.
Здоровый глаз Гупала расширился.
– Я не знаю, как он выбрался из того шкафчика, но твой дружок ждал меня в машине.
– Ты уверен, что это был он?
– Я бил эту рожу с первого класса, я ее везде узнаю.
– Именно тогда он тебя избил?
– Он был сильным. И знал, как надо драться. Его словно подменили. Он был злой, очень злой. И вдобавок еще и кирпичом мне все фары разбил, козел.
Кирпичом. Это многое объясняло.
Но тот Натан, которого знал Эфраим, так никогда бы не поступил.
– Потом этот урод меня сфотографировал, – сказал Майкл.
А вот это вполне в стиле Натана. Он никогда бы не оставил такую победу без свидетельств.
Майкл сказал, что Натан был другим. От этой мысли Эфраим вздрогнул. А что, если где-то там ходил парень, который только выглядел как его лучший друг? Лежал же в морге кто-то, похожий на Эфраима. Но навряд ли Майкл мог спутать Натана с двойником, он же видел его вплотную несколько минут; должно быть другое объяснение, попроще. Натан просто устал от побоев. Десять лет терпел в конце-то концов.
Майкл схватил Эфраима за плечо, но его обычно железная хватка оказалась слабой.
– Слушай, – сказал Майкл. – Не трепись об этом или пожалеешь.
