пальцам требовалась целая вечность для нахождения нужных клавиш на кейборде. Будь пастор более суеверным человеком, он мог бы поклясться на стопке священных книг, что буквы на клавиатуре меняли свои позиции через каждые несколько минут, вводя его в ярость и замешательство. Конечно, он мог бы написать письмо от руки, а затем перепечатать его на компьютере, но это вряд ли бы упростило задачу.
Пару раз его жена входила в кабинет и предлагала ему напечатать письмо, как она это часто делала. Но он вежливо отказывался от ее помощи, что прежде никогда не случалось.
— Я никогда не улучшу свой навык, если буду перекладывать работу на тебя, — сказал он супруге.
— Мудрый человек знает свои ограничения, — ответила женщина.
Она не хотела обидеть его — просто пыталась начать диалог. Провести обсуждение вопроса, как он сам недавно говорил жителям Аркадии. Он уже несколько недель сторонился ее, а пару прошлых дней вообще почти не разговаривал. Она желала выяснить причину.
— Я считаю это слабой тренировкой, а не ограничением, — возразил пастор. — Возможно, мне удастся использовать все остальные пальцы, и тогда… Давай подождем, и ты увидишь. Клянусь, я научусь. Я покажу тебе чудо.
Когда супруга начала обходить стол, решив посмотреть, над каким текстом он работал, пастор тут же удалил ту дюжину драгоценных слов, которые отняли у него столько времени.
— Это просто вздор, который мне нужно выбросить из головы, — сказал он. — Ничего важного.
— Значит, ты не хочешь посвятить меня в свои дела?
— Какие дела? Это пустяк. На самом деле.
— Хорошо, — произнесла его жена, подняв руки в жесте покорности.
Затем она улыбнулась, показывая, что не сердится на него.
— Храни свои секреты, — сказала она, покидая комнату. — Я полностью доверяю тебе.
Ее слова о доверии еще больше замедлили работу над текстом. Она намекнула ему, что содержание его письма не только требовало ее покорности, но и, хуже того, напоминания о супружеском доверии. Она была умной женой. Той, которая заботилась о сохранении семьи.
Вот как далеко он зашел, зарываясь в свои воспоминания. Проходя весь путь к началу. Разозлившись на себя, пастор вытер брови тыльной стороной ладони и продолжил составление письма.
Тук. Тук. Тук. Тук-тук. Тук…
Питерс задумался. Он вдруг понял, что не знал, о чем хотел спросить.
Тук-тук-тук…
Удалить, удалить, удалить.
Это было ближе к правде. В своем уме он уже представлял, как подписывает письмо и бросает его в почтовый ящик. Пастор решительно распечатал страницу, но затем, вернувшись в кресло, снова посмотрел на текст.
Он поместил лист на стол, взял карандаш и вычеркнул несколько слов.
Хотя ум был неуверен, его рука знала, что он пытался сказать. Пастор взял карандаш и внес новые поправки. Он несколько минут записывал и зачеркивал слова, пока в тексте не осталась только правда.
Что еще он мог сделать? Смяв лист бумаги, пастор швырнул его в мусорную корзину. Он включил Интернет и ввел имя Элизабет Пинч в окно поиска. Все ссылки относились к женщинам с такой же фамилией. Ни одна из них не имела отношения к той пятнадцатилетней девушке из Миссисипи, которая однажды завладела его сердцем. Он настроил поиск на отображение образов.
Экран заполнился снимками женщин. Пастор внимательно просматривал их один за другим. Некоторые дамы улыбались, глядя в объектив фотокамеры. Другие даже не осознавали, что их фотографируют. Часть образов вообще не являлась снимками людей. На них отображались кадры из фильмов и телесериалов. (Очевидно, какая-то Элизабет Пинч работала в Голливуде. Она была сценаристом телевизионных детективных драм с высоким рейтингом. На многих страницах имелись ссылки на криминальные сериалы.)
Продолжая поиск, пастор все дальше удалялся в прошлое. Солнце за окном меняло оттенки — от золотистого к каштановому и снова к золотистому — пока, в конце концов, оно не скрылось за горизонтом. Хотя Питерс ни о чем не просил, его жена принесла ему чашку кофе. Он поблагодарил ее и с поцелуем мягко вытолкал из комнаты, не дав ей посмотреть на экран компьютера. Он не хотел, чтобы она увидела фамилию и имя, набранные в поисковой строке. Но
