со вздохом полез в сумку и, малость поковырявшись в ней, вынул оттуда какой-то бальзам – видимо, проблема была аборигенам хорошо знакома и они привыкли быть во всеоружии. Бальзам помог: к утру кожа уже не горела и не саднила. Но загорать под летним ункарским солнцем мне уже больше не хотелось.
Вечеринки а Абара продолжались. При этом… нет, не 'пышность' – это неудачное определение… а, как- то… Словом, 'затратная часть' их заметно росла. Абар же относился к ним весьма и весьма покровительственно, не только явно не собираясь всё это прекращать – но и вполне охотно наращивая ассигнования, когда численность присутствующего на них народа возрастала. Поскольку это не вязалось в моём сознании с общими представлениями об ункарском президенте – я решился на одной из вечеринок напрямую спросить его об этом.
– Ты знаешь, Анри…- Усмехнувшись, ответил он,- отсюда за полгода вышло уже столько уникальных и сногсшибательных идей… которые вряд ли могли зародиться в каком-то ином месте… что данное предприятие надлежит считать уже даже не 'безусловно прибыльным', а просто сверхприбыльным. Вспомни, как здесь появились Алл, Лариска, физики, медики? Помнишь? Так вот: только платежи в виде налогов в бюджет от деятельности любого из них с момента начала этой самой деятельности и по сей день… уже превысили расходы на содержание данного сборища за весь его период. А сколько принесли они все вместе?- Он, задумавшись, смотрел в огонь камина.- Ты знаешь, я мог бы не делать в стране вообще ничего – только основал бы этот клуб – как место, где люди, которых ещё что-то интересует в этой жизни, могли бы встретиться и просто пообщаться между собой – и одного этого мне было бы уже достаточно, чтобы быть довольным своей ролью в истории Ункарии. Для таких людей избавление от одиночества очень много значит, Анри. Творческим личностям непросто искать друг друга – их мысли заняты другим, совсем другим. И… получается неплохо, когда кто-то – в данном случае, я – вот так вот соберёт их вместе, столкнёт, дав возможность понять, что ты не один, что рядом есть кто-то, кому тоже что-то интересно… может быть – то же, что и тебе…
– Избавление от одиночества… для любых людей много значит…- Заметил я.
– Разумеется,- мельком согласился Абар.- Но эти люди могут сделать для общества столько, что борьба с их одиночеством выглядит, как одна из первостепенных задач нации.- Улыбнулся он.- Уж больно это экономически выгодное предприятие…
– Ну, а вообще – как, 'процесс пошёл'?- подвалив к нам с бокалом, подмигнул президенту слегка захмелевший Джакус.
– Скажем так: процессы – пошли. Но какой куда – я пока загадывать не берусь. Пока ясно только то, что их много – слишком много, чтобы их можно было бы так просто взять и проанализировать.- Не обратив внимания на вряд ли уместную фамильярность бородача, как-то задумчиво ответил Абар.
– Остаётся надеяться на благоразумие нации,- философски отведя руку с бокалом в сторону, добродушно заметил Джакус. Президент лишь тихо улыбнулся в ответ.
…Помнится, меня поразила одна из перемен, произошедших этим летом в Ункарии: если раньше лишь некоторые водители грузовиков, путешествуя порожняком, вывешивали табличку 'пустой' – то теперь это стали делать, похоже, практически все. Боле того – при этом, как правило, указывали ещё и пункт назначения. Если раньше, когда их просили подвезти тот или иной груз, они лихо называли заведомо завышенную цену, а потом, оживлённо и напористо торгуясь, постепенно опускали её до приемлемой – то теперь они лихо называли диапазон цен – как бы заявляя, что ну ниже вот этой границы они не поедут ни за какие коврижки, а выше вот этой – не могут взять, так как совесть замучит. Признаться, когда слышишь такой вот диапазон – поневоле считаешь как-то неудобным называть нижнюю границу – почему-то кажется, что это чуть ли не граничит с оскорблением: ведь не беден же ты настолько… И люди, как правило, называли нечто среднее, каждый – сообразно своему карману: кто-то, вызывая вздох водителя, называл цену, мало отличающуюся от нижней границы, и, чуть не заискивающе глядя в глаза его, ждал решения: дескать, ну, так как? Ты ведь, мол, сам так говорил… Кто-то же – напротив, от души, лихо платил 'по верхней планке', а то и, из каких-то своих соображений, превышал её. В любом случае – плюс в этом был уже тот, что торги, таким образом, сокращались до обмена двумя фразами, что было, в общем-то, удобно всем. 'Жадность в людях исчезла. Если не совсем, не полностью – то, по крайней мере, в большинстве её проявлений',- решил я. Может, и правильно решил…
А столкнулся я с этим, когда помогал Алозану довезти его новоприобретение – раскладной стол. Он тогда как-то виновато подошёл ко мне, и, потупив глаза, спросил, не могу ли я ему в этом помочь. Я, было, ошарашено уставился на него – но спустя совсем немного времени сообразил, что курилка, видимо, просто не имеет тут друзей – или, хотя бы, настолько близких приятелей – к которым он мог бы запросто обратиться с подобной просьбой. Памятуя озадачившие меня недавно и вызвавшие слезу умиления у Абара заявления 'лихого писаки' и 'прожжёного циника' Алозана, я вдруг как-то ясно ощутил, что совсем не так он циничен, как мне раньше казалось; я вдруг окончательно уверился в своём подозрении, что весь его цинизм на самом деле есть маска – просто маска, которой он неумело пытается прикрыть свою порывистую душу, чтобы сберечь её в этом мире – сберечь, мимоходом раня души других… И я ужаснулся от попытки осознать, как же он должен быть при этом одинок…
– Пойдём. Не бери в голову.- Вызвав у него вздох облегчения, просто ответил я.
Примерно в середине лета я заметил, что в рокарах исчезли кондуктора, ранее усердно трудившиеся над сбором полугевей путём приставания к пассажирам.
– Граждане, оплатите за проезд! Не забывайте оплачивать за проезд!- Только и слышался, как на базаре, их ангельский голосок. Я, помнится, пристал тогда к Карою – что бы, дескать, это могло быть: вопиющая безграмотность, какое-то местное наречие – или же просто моё недопонимание логики местного языка. Дескать, я понимаю, что можно 'оплатить проезд' или 'заплатить за проезд', но вот 'оплатить за проезд' – это как? Он, немного смутившись, ответил:
– Кабы моя воля, так я бы ввёл 'административную ответственность за демонстративную безграмотность'. То есть – если ты просто безграмотен – то это твои проблемы, ты просто себе усложняешь жизнь. Если же ты… эту свою безграмотность… демонстрируешь так, как будто всё говоришь или пишешь правильно – то плати. Причём – не только заплати штраф за дезинформацию окружающих, которые могут подумать, что именно так и надо писать или говорить, но и оплати труд тех, кто исправит твои ошибки – в случае, например, с безграмотной вывеской, указателем, плакатом и так далее. Нет, ну надо же их как-то учить…- С какой-то безнадёгой в голосе закончил он.
Теперь же кондуктора исчезли. Сначала я не понял, почему вдруг в рокарах стало так непривычно тихо и спокойно. Потом, проехав несколько раз и ни разу не достав полгевеи, я удивился. И только когда за весь день меня ни разу не вынудили 'оплатить за проезд' – я обратился к Карою с вопросом.
– Алл шагает – семимильными шагами.- С тщательно разыгранной наивной гордостью пояснил он.- Сейчас он уже добрался и до рокаров…- Я не понял. Тогда смуглянка, улыбнувшись, достал свой лаптоп, и, включив, протянул руку:
– Дай свою карточку…
– Зачем?
– Давай. Увидишь.- Я протянул ему карточку. Он с некоторым напряжением всунул её туда, куда обычно вставляются всякие внешние устройства – там, похоже, и стояло что-то, куда можно было засовывать карточки.
– Суть идеи Алла – в унифицировании всего того, что происходит в обществе. Это очень удобно, ибо не нужно запоминать массу информации, различной и слабоповторяющейся, как это было раньше.- Между делом просвещал меня он.- Так, если тебе выдали идентификационную карточку в паспортном отделе – то ей же ты будешь пользоваться всякий раз, когда тебе нужно выполнить любую операцию, при которой ты
