стоял, не мог сразу взлететь. Пока добрались, фагов и след простыл. А на пределе видимости три колланта прошли. Куда? К Хиззацу. Это два случая, которые я знаю. Сколько я не знаю?
Выводы, спрашивает Эрлия. Выводы есть?
Есть, говорит Крисп. Не торопи меня. Этот коллант пассажиров не первый год возит. Гоняйся за ним фаги с самого начала, от колланта уже осталось бы одно реликтовое излучение. Значит, сам по себе коллант стаю не интересует. Человек в скафандре? Для флуктуации – ерунда, для стаи – и подавно. Они бы его не заметили. Человек, взятый с орбиты в коллант? Ну, дополнительный пассажир. Вот я и думаю: зачем они объект с собой таскают? На кой черт он им сдался?
Эрлия молчит. При упоминании объекта ее глаза вспыхивают лютым волчьим огнем. Бармен за стойкой нервничает. Бармену зябко.
Куб в руках Криспа щелкает. Верхняя грань трескается, раскрывается двустворчатой крышкой. Обе створки поднимаются вертикально и уползают в пазы. Из глубины куба возносится – из тьмы к свету – новая порция пирожных.
Второе дно, говорит Крисп. Он аккуратно берет двумя пальцами розовый шарик клубничного суфле, присыпанного сахарной пудрой. Никого они из скафандра в волну не таскают. Они отрабатывают спас-операцию для коллантариев. Для этого им нужен пассажир. Они выкидывают его из колланта в космос – и подхватывают обратно, пока не успел окочуриться. Объекту жизнь не мила, он и согласился.
Они возвращаются злые, отмечает Эрлия. Почему?
Не знаю, вздыхает Крисп. Зато знаю, для чего им второй-третий колланты. Хотят обмен наладить: перекидывать объект из колланта в коллант. Фагам это почему-то не нравится. Спешат, как акулы на кровь…
Как мухи на дерьмо, поправляет Эрлия. А скачок энергопотенциала? Если объект выбрасывают и забирают, должно быть два скачка: вниз и вверх. На диаграммах один: вверх.
Не знаю, повторяет Крисп. Он вертит куб, ощупывает чуткими пальцами выступы и углубления, ищет потайную пружину. Я понятия не имею, что у них творится. Полностью они рвут связь с объектом или нет? Выделяется при этом энергия, поглощается, трансформируется?
Щелчок. Верхняя грань – механический цветок – раскрывается четырьмя треугольными лепестками. Лепестки проворачиваются, прячутся. Боковые грани приходят в движение, на свет является финальная порция лакомств.
Третье дно, говорит Крисп. Фокусы – приманка. Прикорм для флуктуаций. Выброс-возврат пассажира – не цель, а средство. Они создают нужный выхлоп излучения и привлекают фагов. Пытаются включить флуктуацию в состав колланта! Приманить, приручить, взять на поводок. Мелочь, низ первого класса. Не волк – волчонок. Поди отбери волчонка у волчицы! Вот и схлестываются со стаей. Два других колланта – прикрытие. Кому-то надо отбиваться от стаи, пока наш коллант пытается увести волчонка?
Эрлия молчит.
Не молчи, просит Крисп. Ты мертвая, я не люблю, когда ты молчишь.
Хорошо, говорит Эрлия. Я мертвая, у меня есть версия. Что, если они ловят чью-то неприкаянную душу? Привидение? Хотят спасти, вытащить из ада – в рай?
Крисп молчит.
Не молчи, просит Эрлия. Ты живой, я не люблю, когда ты молчишь.
– Будьте вы прокляты!
Блик луны сверкнул на острой стали.
Позже, вспоминая этот безумный вечер в монастырском саду – чаще, чем хотелось бы – Джессика всякий раз отмечала, как это много: полторы секунды. Для гематрийского рассудка с его многопотоковым способом мышления – бесконечно много. И как это мало, чтобы одни расчеты успели сбыться, а другие – пойти прахом. Она спрашивала себя: все ли я сделала правильно? И приходила к разным ответам: да, нет, скорее да, скорее нет, в определенной степени… Он крикнул: «Будьте прокляты!» – отмечала Джессика. Даже на пике бешенства, взрывая ситуацию, полковник Дюбуа не перешел с женщиной на «ты», хотя положение дел располагало к самой грязной брани. Запас прочности самообладания полковника – разница между «сдохни, сука!», «будь проклята!» и «будьте вы прокляты!». Крошечная разница; колоссальная разница. Луис Пераль, пожалуй, сумел бы уловить различие на лету, но Джессика не имела театрального опыта.
Полторы секунды.
Прыгая из седла на пешего Дюбуа, ученица Эзры Дахана гордилась собой – и, как оказалось, зря.
С самого начала Джессика знала, что нет аргументов, способных остановить полковника. Убедить его отказаться от тщательно взлелеянного замысла? Чем? Какими доводами?! Дюбуа шел к генеральским звездам – или к милости императора, что, в сущности, одно и то же – шаг за шагом, ступень за ступенью. Озвучивая логику полковника для дона Фернана, она старалась объяснить маркизу – или Пшедерецкому, что, в сущности, одно и то же – гибельность пути Дюбуа для губернатора Бравильянки. Чужой путь всегда гибелен. У опытного фехтовальщика эта истина зашита в спинном мозге. Показывая дону Фернану, что Дюбуа загнал его в тупик, Джессика играла на самолюбии полковника, как виртуоз – на хорошо настроенной гитаре. Мужчина, Дюбуа наслаждался тем, как женщина в его присутствии унижает другого мужчину, дергает одну веревку за другой, подтверждает: смотри, милый,
