– Часовня?
– Да.
– Неплохо, – кивнул Монтелье. – Сойдет.
– Гениально! – обиделся дон Луис. – Слушайте, Ричард, почему вы отказываетесь меня хвалить?
– Потому что сырье. Руда.
– Думаете?
– Мне ее обогащать, плавить и перековывать в сталь. Адова работенка!
– Плавить руду? Перековывать в сталь? Ричард, кто из нас варвар?
Вместо ответа Монтелье направился – с трудом, надо заметить – к угловому столику. Троица головорезов, приканчивавших шестой кувшин вина, внимательно следила за действиями режиссера. Три правых руки сжимали кружки, три левых опустились на рукояти кинжалов.
– Здравствуйте, сеньоры! Рад видеть вас живых и в добром здравии. Иногда мне кажется, что вы бессмертны. Рухнет мир, а вы по-прежнему будете пить вино в «Гусе и Орле». Могу ли я обратиться к вам с маленькой просьбой?
– Кого режем? – поинтересовался один.
– Сколько платите? – вмешался второй.
– Не сегодня, – уточнил третий. – Сегодня у нас заказ.
Монтелье оседлал свободный стул:
– Плачу хорошо. Режем меня. По возможности быстро, чисто и безболезненно. Понимаете, я не хочу жить. Этот сеньор, – кивком он указал на благодушествующего дона Луиса, – проел мне всю плешь. Достал до печёнок. Прокомпостировал мой уникальный мозг…
– Папаша! – заорал первый головорез, взывая к хозяину таверны. – Печёнок нам!
– Гусиных печёнок!
– И телячьих мозгов! С зеленым горошком!
– За мой счет, – добавил Монтелье. – Так вы прикончите меня, сеньоры?
Первый головорез встал.
– Мы? Вас, сеньор? – он подкрутил усы. – Да что вы такое говорите?! Как у вас только язык повернулся, сеньор Монтелье! Мы – ваши верные зрители! Поклонники вашего таланта! «Гнев на привязи» лично я пересматривал восемь раз. «Мондонг» – дюжину, не меньше. «Колесницы судьбы», режиссерскую версию – уж и не помню, сколько!
– Виват, Монтелье! – гаркнули остальные.
– Можно автограф? Прямо на скатерти? Я выкуплю ее у папаши Лопеса и буду хранить, как полковое знамя!
– Виват, Монтелье!
Расписавшись на скатерти, режиссер вернулся за стол. Дон Луис, находясь в прекрасном расположении духа, ковырялся в зубах. Зубочисткой ему служил кончик хорошо очиненного гусиного пера.
– Я вас утешу, – ухмыльнулся драматург. – Вот, получите.
С горестным вздохом Монтелье взял предложенные страницы.
– Право, мне жаль отпускать вас, маркиз.
Химеры из вессалийского гранита с неодобрением взирают на собеседников. Они тоже не хотят отпускать узника. Позади двух мужчин – стены Монсальского за?мка. Шесть башен, узкие окна-бойницы, копья шпилей, устремленных в небеса, галерея с зубчатым парапетом. С галереи отлично простреливаются окрестности, от рвов, заполненных грязной водой, до близкого леса. И, диссонансом к суровой функциональности крепости – барельефы, статуи над входами в башни, декоративные колонны по фасаду…
Сразу по прибытии в Монсаль узник не преминул высказать коменданту свое нелицеприятное мнение по поводу низкопробной эклектики. Комендант с ним полностью согласился: он тоже был не в восторге от такого смешения стилей. Зато донжон, где помещалась тюрьма для высокопоставленных заключенных, маркиз де Кастельбро полностью одобрил. Строгая простота снаружи – никаких излишеств! – и вполне комфортабельные апартаменты внутри. Побег исключен, и это правильно: тюрьма, так тюрьма! Убранство камер достойно августейших особ. Не здесь ли в свое время пребывал в заточении Карл IX? Именно здесь? В этих самых покоях?! Замечательно, мне подходит. Принесите мой багаж.
За минувшие месяцы барон дю Лежье, комендант Монсаля, и дон Фернан сделались добрыми приятелями. Беседы за ужином, сервированным на двоих, заканчивались далеко за полночь. Двум благородным дворянам было, что обсудить: война, высокая политика, выгоды и убытки мира, театр, охота, интриги высшего света Эскалоны и Версейля…
– Мне тоже жаль расставаться с вами, барон. Вряд ли где-то я найду столь гостеприимного хозяина, как вы.
Маркиз хромает. Он опирается на резную трость с навершием из слоновой кости, сделанным в виде змеиной головы. Тем не менее, его поклон,
