сейчас, с удивительной ловкостью и проворством. В действиях каннибалов чувствовался большой опыт, иначе они давно бы изгваздались по уши. Мясо покойников отделялось от костей и складывалось в мешки из пластика, кости отправлялись в такой же мешок, но с тремя блестящими иероглифами. На отдельном мате каннибалов ждали закуски: фасоль в плошках, пучки молодого лука, хлеб, кислое молоко.
Священник играл на дудочке.
– Я знаю, – сказал Диего. На кладбище он мог сказать Карни то, что не имел права произнести в космосе. Тут он говорил с мертвой, а там ехал бок о бок с живой. – Самоубийство – смертный грех. Но что мне остается? Я воплотил рапиру, а тебя – никак. Кто на моем месте остался бы коптить воздух при таком раскладе? Какой негодяй?!
Балбес, ответила могила. Слушать тебя противно.
– Не бранись, не надо. Я в любом случае не наложу на себя руки. И знаешь, почему? Ад – пустяки. Теперь я точно знаю: ад – пустяки. Речь о другом: пусти я пулю в лоб, или хлебни яду… Я ведь воскресну, правда? Воскресну, как и ты: в космосе, частью колланта. Рой помнит коллант единым целым, вместе с нами двумя. Он запомнил – и будет восстанавливать нас раз за разом, доказывая свое расположение, желание контакта. Он пришьет нас к другим коллантам, задавая вопрос и дожидаясь ответа. Хорошенькая смерть! Диего и Карни – ужас коллантариев!
Маэстро покосился на каннибалов. Откровенно говоря, он и сам изумлялся, что без особых чувств смотрит на демонстративное кощунство. Сейчас требовалось что-то экстраординарное, запредельное, чтобы Диего Пераль счел это достойным гнева или содрогания.
– Как и ты, я буду помнить лишь космос, от воскрешения до воскрешения. Фрагментарная память, осыпавшаяся мозаика. Правда, мы будем вместе. Едва я подумаю о таком «вместе», как котел с кипятком представляется мне ароматической ванной. Костер пылает, плоть слаба, но дух вопиет к небесам!.. Псалом лжет, мой дух вопиет к земле. К любой из земель, на которую я сумею тебя спустить. Я не верю в это, ты уж прости. Не верю, вот и вопию…
А ты помолчи, ответила могила. Я же молчу.
– Я хотел заказать сюда, на Сум-Мат Тхай, иллюзию. У меня теперь есть деньги. Много денег, больше, чем надо! Мне бы выстроили здесь собор Святого Выбора. Или копию вашей семейной усыпальницы. Или просто кладбище из привычных. Дубовые скамейки, алтарь, витражи в стрельчатых окнах. Склеп, пыль, твои благородные предки из мрамора и алебастра. Стеллы, обелиски, острые наконечники оград. Я бы чувствовал себя, как дома. Иллюзия! Захоти я, и они выстроили бы мне войну. Я бы сражался с имперскими уланами, не двигаясь с места. Да я счастливчик! Не находишь?
Не нахожу, ответила могила. Ищу тебя и не нахожу, мой ястреб.
– Все костры погаснут, расточатся, обратятся в прах. Лишь Твой костер, Господи Боже мой, пребудет вечно. Не оставь, Господи, углем в золе! Я бы спел, Карни, но мой голос сломался. Он сломался так давно, что я уже и не помню…
А ты спой, ответила могила. А я спляшу.
– Здравствуйте, кхун П'раль!
В пяти шагах от него стояла мамаша Тай Гхе. Соседка по бунгало, ныряльщица за жемчугом – маэстро и забыл, как она мягко, будто стесняясь, произносит «кхун П'раль». Куда лучше он помнил, как мамаша орет на детей. Маленькая, гибкая, несмотря на полноту, она забрала волосы в тугой узел, отчего лицо мамаши стало похоже на мордочку грызуна.
– Здравствуйте, кхуни Тай!
– Я пойду. Не хочу вам мешать…
– Постойте!
Все объяснилось. Убранная могила, беленое надгробье…
– Это вы здесь прибираетесь?
– Мне хорошо платят, – сложив ладони перед лицом, мамаша Тай Гхе поклонилась маэстро. Казалось, слова о плате должны были успокоить, утешить Диего. – Очень хорошо! Не надо волноваться…
– Кто? Кто вам платит?!
– Кхун Дахан. Он велел следить за могилой, как за родной. Он дал много-много денег! Я отказывалась, но кхун Дахан… Вы когда-нибудь спорили с гематром? Легче сразу утопиться! Тут росло деревце, кхун П'раль. Оно грозило завалить надгробье. Я выкорчевала, что сумела, а корни залила соляной кислотой. Вы плачете, кхун П'раль? Не плачьте, все в порядке. Деревце зачахнет, уверяю вас…
– Я не плачу. Должно быть, что-то в глаз попало.
– Да, сегодня ветер. В день Лан-па-ча всегда дует ветер.
– Лан-па-ча?
– День очистки кладбищ, – мамаша кивнула на каннибалов. Те, галдя как сороки, занимались полировкой черепов. – Кто-то в срок не заплатил за участки. Если не платить, тело выкапывают и сжигают. Хоронить в земле – дорого, очень дорого. Кхун Дахан оплатил ваш участок на много лет вперед. На сто, тысячу лет! Вы не знали?
– Не знал. Но если тело сжигают, зачем его свежевать?
– О, целиком жечь нельзя! Тогда хороший человек не воскреснет долго-долго. Сжигают кости, чтобы воскресалось быстро-быстро! Плоть зароют
