«Лунчуаня», но дракона на ней не было…
Удар сотряс поезд, воз пошатнулся, накренился, раздался грохот, крик, многоголосый человеческий вопль! Порбовца отшвырнуло куда-то, он улетел, болтая руками, как кукла. Катю обдало стеклянными брызгами из окна, обшивка лопнула, разошлась, как консервная банка, в развороченный проем втиснулась чешуйчатая морда. Золотой дракон сверкнул изумрудными глазами и выхватил Катю из воза поезда.
– Батюшка, мы ведь можем вызвать вас к себе, – мягко сказал Меринский. – Зачем вам это?
Отец Сергий беспомощно развел руками.
– Я очень хочу вам помочь, но не знаю чем.
Они стояли у входа в храм Михаила Архистратига.
– Опять нанесли, куда девать-то? – церковный сторож, парень лет двадцати с одутловатым лицом и нависшими мохнатыми бровями, продемонстрировал две корзины, доверху наполненные дарами – сыром, куличами, кагором, конфетами, крашеными яйцами.
– В трапезную, Макар, все в трапезную, – замахал руками настоятель.
– Так ведь места там не осталось уже, – переминался сторож. Корзины оттягивали юношеские руки.
– Макар! – рявкнул отец Сергий, сторожа сдуло.
– Насколько я помню, Пасха будет весной, – заметил Меринский. – А сейчас Рождественский пост на носу. Время покаяния, скорби и сокрушенной молитвы.
– А у них Пасха уже началась, – со злой бесшабашностью махнул настоятель. – Как со вчерашнего дня пошло, так и не останавливаются. Да вы сами видите…
Он кивнул на церковный двор. В центре его на плитке горели десятки свечей и лампадок. Стояли вазы с цветами – васильки и желтые хризантемы, голубые ирисы и почти оранжевые астры. Меринский машинально отметил, что преобладали эти два цвета.
– Кстати, о вчерашнем, – напомнил он. – Что произошло на литургии?
Отец Сергий заметно вздрогнул.
– Я не знаю, что думать. Не понимаю…
– Но вы что-то видели? – порбовец был мягок, но настойчив.
– Все прихожане что-то видели, только каждый свое. Кому-то фаворский свет чудился, у кого-то херувимы, как на росписях, под сводами летали. Я видел свет, золотой с синим…
– Вы допускаете, что он мог иметь природу… – Меринский замялся. – Сверхъестественного характера?
– Я ничего не допускаю, – сказал отец Сергий. – Я геолог в прошлом, то есть землевед, я привык полагаться на известные вещи. Это дело благочинного, епископа, Патриархии – разбираться с чудесами.
– Значит, вы уверены, что это чудо?
Батюшка отвел глаза.
– Я ни в чем не уверен.
– Синий и золотой, – задумался Меринский. – Вы ведь по происхождению окраинец?
– А это здесь причем?! – возмутился настоятель. – У меня на Окраине никого уж не осталось, одна тетка, да и та умерла, наверное, царствие ей небесное.
– Не умерла Оксана Афанасьевна, живет в Тернополе, – заметил Меринский. – Вместе с вашим двоюродным братом и его семьей.
Отец Сергий побледнел, сказал с волнением:
– Раз вы знаете… то должны понимать… я давно с ними не общаюсь. Совсем. Ничего не знаю об их взглядах на власть и международные отношения, и вообще…
– Я понимаю, – закивал Меринский. – Тяжело, когда приходится выбирать между родней и родиной. Но вот умолчали вы о своих родственных связях на Окраине зря, мне придется известить об этом благочинного Савватия.
– Это ваша работа, – со смирением вздохнул настоятель.
– А где ваша дочь? Старшая?
– Зачем вам Улита? – насторожился батюшка.
– Поговорить, она тоже была свидетелем этих необычайных событий. Она в гимнасии или дома?
Настоятель замялся.
– Отец Сергий, мне ведь достаточно звонка, чтобы проверить, пришла ли она в гимнасий, – сказал Меринский. – А где ваш дом, я и так знаю.
– Нездоровится ей, – настоятель смотрел в сторону. – Неладное что-то с ней.
– Значит, дома, – Меринский оглядел храмовый двор, повернулся к водителю, стоявшему за его спиной.
– Вова, едем на Шестой ряд.