Элис вздрогнула. Ой, надеюсь, она не будет хныкать. Вы бы видели Трентона, когда Кэролайн только-только принесла его из роддома: мелкий красный комочек с тремя волосинами, торчащими посреди лба – самый уродливый младенец из всех, что я видела. А запашок стоял! Памперсы, отрыжка, пердеж! Полный отстой.
А вот Элис просто таяла от восторга. Я видела ее у детской кроватки, когда она думала, что я отвлеклась. Она наклонялась к ребенку, пела свои дурацкие песенки, бормотала и что-то ему шептала, как будто он мог ее услышать.
– Помнишь наши праздничные вечера под Рождество? Твой отец пел. А вы с Трентоном спорили, кто будет подвешивать на елку ангела. Я помню, как прекрасно ты играла на пианино…
– Я его ненавидела! – громко сказала Минна. Кэролайн аж рот открыла.
– Неужели? Но у тебя отлично получалось. Все говорили, что тебе прямая дорога в Джульярдскую школу. – Она попыталась стряхнуть несколько оставшихся капель себе на язык.
Минна свирепо уставилась на нее.
– Ты серьезно?! Да тебе и вправду на все плевать!
Глаза Кэролайн стали как блюдца.
– Не понимаю, почему ты так злишься, Минна. Мы же просто разговариваем…
Девушка злобно смотрела на нее.
– Выпей еще, мама! – наконец сказала она, а затем с силой хлопнула дверцей шкафа и пулей вылетела из кабинета.
Трентон
Пистолет, найденный Минной, разочаровал Трентона. Он надеялся увидеть черный и гладкий ствол, представлял, как круто он будет смотреться заправленным за пояс. И как круто будет выглядеть сам Трентон. Такой пистолет заставит всех подумать дважды, прежде чем наезжать на его владельца. С таким оружием можно сравнять счет в любом споре и превратиться из неудачника в классного парня.
Но отцовский пистолет был старым и очень тяжелым. За пояс он не влезал, да и если бы влез, то точно кое-что отстрелил бы Трентону. Он выглядел как экспонат в музее криминалистики. И к тому же Трентон не знал, был ли он заряжен. И как это проверить, тоже не имел понятия.
Он видел настоящий пистолет только один раз в жизни, на той ужасной вечеринке, где заработал свое постыдное прозвище. Многие думают, что авария была худшим событием в его жизни, но для Трентона она была как освобождение от мук.
Все, что было после, – боль, таблетки, металлические штыри, поддерживающие голень, проволока в челюсти и энергетические коктейли, которые вливались в него через соломинку и по вкусу напоминали песок, – было ужасно. Но сам момент аварии, этот страх, яркий свет и уверенность, что вот она, смерть, привел его в странное состояние покоя, который он не испытывал уже несколько лет.
«Вот оно», – подумал он перед тем, как раздался чудовищный скрежет металла. Потом была вспышка и тьма. А ему было хорошо и спокойно. Больше никаких неудач, никаких обломов, никакого одиночества, давящее, как полный мочевой пузырь, который никак не опустошить.
А потом он очнулся. Трентон раньше никогда не задумывался о самоубийстве, но тогда в больнице оно начало казаться единственным выходом. Простым, изящным и даже смелым.
В самоубийстве была целостность, решил он.
Можно было всадить пулю в голову через рот, но «русская рулетка» – это не выбор целостной личности. Если хочешь убить себя, надо быть уверенным на сто процентов. Шансы и сомнения – это для идиотов.
Именно это Деррик Ричардс предложил на вечеринке: всем сыграть в «русскую рулетку». Трентон отмалчивался, как обычно, и надеялся, что никто не заметит, что он не будет участвовать. Деррик был таким ослом, что стал играть. Да и его идиоты-дружки тоже. К счастью, он так напился, что не удержал равновесие, споткнулся в момент выстрела, и пуля угодила в окно. Потом кто-то отобрал у него пистолет, и все играли в карты на раздевание, не обращая внимания на то, что на улице стоял декабрь, и снег залетал сквозь пробитое стекло.
Он услышал смех наверху и быстро засунул пистолет обратно в ящик отцовского стола, где и обнаружил его после того, как Минна случайно о нем упомянула. Хотя, может, и не случайно. Может, она знала, что он собирается сделать, и подталкивала его к этому. Вполне возможно. Нет ничего хуже, чем быть прыщавым фриком с сестрой типа Минны. Наверное, она знает, что он все еще девственник.
Если бы она только знала правду! Он даже ни разу не целовался! Ну, по крайней мере, так, чтобы это считалось за настоящий поцелуй.
Смех затих. Может, ему показалось. Прошлой ночью, перед тем, как заснуть, он слышал тихие шепотки и женские голоса в поскрипывании половиц. Он бы винил во всем обезболивающее, но уже давно перестал его принимать. Хотя и сохранил таблетки. Так, на всякий случай.
Он открыл ящик и снова взял оружие. Пистолет был тяжелым. И на кой черт он отцу понадобился? Зачем вообще ему были нужны все эти вещи?
