— А в самом деле король отдал тебе этот замок?
Ваддингтон посмотрел на него сердито, но бросил взгляд на неприступный замок и смолчал.
— Не знаю, — ответил я, — уже не знаю… Может быть, в самом деле какая-то проверка?…
Фицрой спросил:
— А если хочет так полукрасиво избавиться от нас? Короли коварны. Или от кого-то, кто с нами?… Глерд, вас как зовут?
Офицер вздрогнул, ответил послушно:
— Вэнсэн Ваддингтон, благородный глерд.
— Вэнсэн, — поинтересовался Фицрой ласково, — вашего имени нет в списке на повешение? Представим себе, что вас повесить надо, но король не может этого сделать из симпатии к вашей матушке, которая была с ним очень нежна… Как бы он поступил?
Ваддингтон насупился.
— Мой род служил королям верой и правдой, — отрезал он. — Мы верны королю, король верен нам!
— Гм, — сказал Фицрой. — Тогда остается…
Я прервал:
— Ребята, когда мы ворвемся в замок… а мы ворвемся!.. Вам нужно вести себя соответственно моменту. На войне как на войне. Я человек дико милосердный, самому стыдно за свою мягкосердечность. Ну вот просто не могу вешать или кому-то рубить головы просто ради смеха! Я гуманист, мне такое не по душе и противно принципам демократа. Потому, если замок придется брать силой, то убивайте сразу любого, кто бросит в вашу сторону хотя бы косой взгляд, а то потом резать будет неловко. Думаю, набрать новых людей в замок проще, чем перевоспитывать старых.
Один из старых гвардейцев, слушающий очень внимательно, пробасил с одобрением:
— Очень мудро, глерд. Я бы счел за честь воевать под вашим знаменем.
— Я хочу, — объяснил я, — чтоб всем было хорошо. И никакого насилия… потом.
— Мудро, — согласился и Фицрой, — зачем какие-то обиды? Обиженных и недовольных перебить сразу, и набрать новых, что служить будут рады. Так и сделаем, Юджин! Но только… как?
— Напросимся на переговоры, — сказал я. — Двоих, надеюсь, пустят?… А вы будьте наготове. Как только ворота распахнем…
Ваддингтон сказал бодро:
— Если распахнете ворота, замок уже ваш!
Мы с Фицроем пустили коней впереди, гвардейцы, как и положено, на тричетыре конских корпуса сзади.
Нас наконец-то заметили или просто изволили обратить внимание. На пристройке над воротами появился один из тех, кто носит настоящие металлические доспехи, наклонился, всматриваясь в нас, как я всматриваюсь в муравьев.
Я издали помахал рукой.
— Гость в дом — Бог в дом!
Фицрой все опасливо косил на устрашающе подвешенные бревна: стоит им сорваться, сметут нас, как насекомых; я же старательно держал на лице широчайшую улыбку всем довольного человека, которого сейчас примут, накормят, напоят, да еще и молодую служанку положат в постель.
Через некоторое время человек наверху, что все время оглядывался на кого-то во дворе, крикнул нам:
— Двое могут зайти!.. Без коней. Остальные пусть ждут.
Я ответил доброжелательно:
— Все верно, наши кони в такую калитку не пролезут, гагага!
Фицрой посмотрел на меня косо и тоже сказал:
— Ха-ха.
В воротах отворилась калитка, у меня екнуло сердце: входить придется, низко пригибаясь, так удобно рубануть мечом по моей склоненной шее, но вроде бы опасности не чувствуется, скорее враждебное любопытство…
Оставив коня, я перешагнул высокий порожек первым, оказавшись в залитом солнцем широком дворе из камня, здесь все из камня, с двух сторон люди с выставленными в мою сторону копьями, а шагах в пяти двое богато одетых глердов.
Фицрой перешагнул вслед за мной, калитку тут же захлопнули и заперли на засов, что чуть поменьше вложенного в петли запора ворот.
Человек на верху ворот крикнул:
— Королевские гвардейцы стоят смирно!
Двое глердов наконец шевельнулись, один сделал короткий шаг вперед.
— Глерд Куланер, — назвался он. — Это мой брат Тернере. Кто вы, что вас заставило забраться так высоко, когда кров и ночлег гораздо легче и удобнее получить в селах внизу?
Я покосился на Фицроя, тот озирается с восторженным видом, что должно польстить хозяевам и позволить им чуточку расслабиться, он даже
