– Прочти это.
Следопыт прищурился, поманил одного из наемников с факелом, требуя дать ему больше света.
– Старое наречие. Мы просим… хм… дать силу… открыть… нет… распахнуть дорогу… Какая-то ерунда. Чего вы хотите добиться, господин Шрев?
– Научный эксперимент. Хочу доказать правдивость одного мифа. Прочти полностью. Вслух. Так, чтобы госпожа Бланка запомнила.
Тот покосился на сына, вздохнул, выполнил приказ.
– Еще раз, – попросила женщина. – И у тебя ошибка в слове «яркость». Скорее всего это «саалтра», окончание мягче, тогда «яркость» превратится в «сияние».
Лоскут послушно прочитал еще дважды.
– Запомнила? – Глаза Шрева блестели. Сегу видел, что тот едва сдерживает предвкушение.
Женщина спокойно повторила.
– Вроде все верно, – согласился Лоскут.
– Теперь вы должны прочитать это вслух. Слово в слово. Одновременно. Не торопясь и не отставая. Начинайте!
Ее голос для Крейта был точно музыка. Он слушал, как женщина четко произносит слова одновременно с его отцом. И когда вода в бассейне начала мягко светиться, парень не поверил своим глазам.
Забыв обо всем, он отпустил руку Бланки, шагнул вперед, вытягивая шею, надеясь рассмотреть невероятное зрелище.
Голубые искры пробегали по постаменту, собираясь над головой прекрасной статуэтки точно венец из звезд. Стало светло словно днем. А затем искры погасли, тени вернулись, и в древнем лесу вновь наступила ночь.
– Так и должно быть? – озадаченно спросил Сегу у Шрева.
Тот покачал головой:
– Не этого я ожидал.
– Чего же вы ожидали, сиор? – Голос донесся от деревьев, и из мрака выступил человек, в котором Шрев узнал акробата.
– Циркач. Вот так встреча, – сухо сказал он ему.
– Какой, к шаутту, циркач? – Мардж натянула тетиву, но сойка поднял руку, приказывая ей не стрелять. – Этот парень не тот акробат, которого я пыталась убить!
– Она права, сиор. С прискорбием вынужден признать, что не имею ничего общего с цирком и Тэо Пружиной. Надеюсь, вы простите маленькую ложь во время нашей первой встречи.
Факелы дрогнули. Наемники стали сужать полукольцо, но Мильвио словно и не заметил этого напряженного внимания к своей персоне.
Шрев прищурился:
– Ты ведь знаешь, кто я? Так?
– Головная боль Лавиани, надо полагать.
– Значит, знаешь, – заключил тот. – Ты либо чрезмерно храбр, либо слабоумен, раз пришел. Где она?
– Сиор задает не те вопросы. На вашем месте я бы спросил, почему ожидания не оправдались.
– И почему же?
– У вас в руках, если я все правильно слышал, когда эти достойные знающие люди декламировали вслух, вырванные страницы из «Кодекса Двух Ключей». Забавная книга. Я сам ее когда-то написал. Удивительно, что до наших дней дожил хотя бы один экземпляр. Я готов поменяться знаниями. Вы скажете мне, кто направил вас сюда. Я же поведаю, отчего у вас ничего не вышло.
– Переговоры? – Сойка потер рукой подбородок, словно раздумывая. – Что мне мешает схватить тебя и узнать все без сделки?
– Ах, сиор, – печально произнес мечник. – Как я понимаю, слова о благородстве пустое для вас. Ну пусть будет… небольшой шанс, что я умру, ничего не успев рассказать. Люди, которые на вас работают, очень нервные. Я могу и не дожить до беседы. Вот, к примеру, эта чудесная женщина. От напряжения у нее уже дрожит локоть, и не дам гарантии, что она удержит стрелу на тетиве.
– Мардж.
Женщина, недовольно ворча, словно медведица, чуть опустила лук.
– Хорошо. Сыграем в твою игру, друг Лавиани. Вопрос – ответ. Об этом месте мне рассказала одна женщина в Карене, когда я пытался понять, что попало мне в руки. Книги, которые она нашла, говорили, что и как надо делать. Моя очередь спрашивать. Почему ничего не вышло?
– Книга написана не для того, чтобы открыть дорогу на ту сторону и заключить сделку с шауттами. А чтобы найти тех, кто хочет это сделать, если вдруг у него в руках окажутся кое-какие близкие моему сердцу вещи. Рекомендую сиору отдать Арилу, благо для вас она все равно бесполезна. Только асторэ мог бы справиться с вызовом шауттов. А вы всего лишь… недоразумение, немного похожее на таувина.
– Недоразумение? – Шреву не понравились эти слова.
Он услышал слабый всплеск, резко повернулся к бассейну. Статуэтки Арилы на постаменте больше не было.
