– Что случилось?
Сойка схватил ее за руку, дернул за собой так, что женщина вскрикнула от неожиданности, не удержавшись на ногах, начала падать. Ему пришлось поддержать ее. Сегу, человек, навсегда отнявший у нее солнце, впервые за много дней оказался так близко с ней, что она почувствовала его дыхание на своей щеке. Шанс, который Бланка так давно ждала, представился.
Заколка, все это время спавшая у нее за ухом, в волосах, переместилась ей в руку. Бланка купила ее еще во время замужества, заказав у карифского мастера. Те всегда славились творческим подходом к работе. Маленький шип имел внутреннюю полость, которую дочь Эрберта озаботилась заполнить много лет назад.
Сегу был в ярости, но очень недолго. Она практически мгновенно сменилась страхом.
Он потерял контроль над собой. Совершил непоправимое. Прикончил сперва отца, а затем и сына, бросившегося на помощь. Уже через секунду после того, как упал Крейт, сойка понял, в какую выгребную яму угодил благодаря своей несдержанности. Убил сразу двух, знающих старое наречие!
Вот же шаутт!
Он понятия не имел, что теперь сказать Шреву. Мысли лихорадочно прыгали, пытаясь найти оправдание случившемуся.
Укол в бедро не причинил Сегу боли. Заколка девки вошла неглубоко. Он оттолкнул от себя Бланку, и та упала неловко, едва не разбив себе голову о бортик бассейна.
– Мерзкая тварь! – сказал сойка, выдергивая шип, украшенный незабудкой. – Я бы вырезал тебе язык, если бы он не был нужен Шреву.
Внезапно он почувствовал, что тело теряет вес. Руки и ноги стали такими легкими, словно он вот-вот оторвется от земли, его подхватит ветер и понесет, как будто пушинку тополиного пуха. Стало очень смешно, и Сегу глупо хихикнул высоким фальцетом.
Ему было хорошо и весело. Даже когда он понял, что падает, это выглядело как настоящее приключение.
И Сегу решил, что это лучшее мгновение в его жизни.
Он сильно ударился лицом, сломав скуловую кость, но продолжал улыбаться, пуская липкую слюну из уголка рта. А затем эйфория прошла, точно ее смыло ледяным потоком горной реки, и по телу пробежала первая судорога.
– Проклятая сука! – непослушным языком произнес он, силясь вернуть контроль над своим телом, но конечно же у него ничего не получилось.
Он знал, что это такое. Яд алой тихони. Вне всякого сомнения.
Попытался коснуться талантов и… не смог. Мозг, оглушенный паучьим токсином, больше не отдавал команды.
Сегу мог видеть, слышать, говорить и чувствовать. Но во всем остальном он превратился в самое настоящее неподвижное бревно. И знал, что так будет продолжаться, пока яд не превратит его мозг в кашу. Через час, а может, и через неделю.
Ему оставалось лишь следить, как улыбающаяся во весь рот Бланка осторожно поднимается и на ощупь двигается вперед. Она остановилась перед телом Крейта, задев его ногой, стала шарить вокруг, пока не нашла искомое – кинжал.
Затем направилась к Сегу.
– Ты не волнуйся, – сказала она ему. – Обещаю, что глаза я вырежу тебе в самую последнюю очередь.
Мильвио слышал крики тех, кто преследовал Шерон, и видел блики факелов на древесных стволах. Он стремительно сокращал дистанцию, держа Фэнико в руках и стараясь не шуметь.
Треттинец вылетел на наемников, точно волк на стаю собак. Он не церемонился с ними, и кровь летела на дубовые листья и мягкий мох. Лишь один оказался хорошим бойцом, но сопротивляться яростному натиску смог меньше минуты. Фэнико перерубил оба предплечья, а затем вошел глубоко в грудь.
Мильвио на обратном движении выдернул клинок и краем глаза заметил, что в него что-то летит. Он сделал отшаг, пропуская этот предмет мимо себя.
Тот ударился о дерево, покатился, остановившись недалеко от упавшего факела, и он увидел, что это голова.
Голова Лавиани.
– Болтун, мы снова встретились, – сказал Шрев, приближаясь и вытирая алые руки тряпицей. – Даю тебе шанс. Ты забавен и, кажется, многое знаешь. Бросай свою чудесную железку и тогда выживешь. Я убью только воровку. Разобью ей лицо статуэткой, чтобы она не лезла в дела серьезных людей.
Треттинец встал у сойки на пути, подняв окровавленный меч, метя острием в горло.
Шрев не доставал оружия. Он напал стремительно, и его руки, точно мельница, обрушились на Мильвио. Меч оказался вырван, а сам воин подброшен вверх и нанизан на острый дубовый сук…
Тэо оторвал лицо от воды, словно та была паутиной, липкой, не желающей отпускать. В глаза ему все еще летели рубиновые капли крови Войса. Все было как в реальности.
Чтобы встать из бассейна, пришлось напрячь ноги, а затем сорвать с запястий тягучую воду, тянущую его обратно на дно.
– Ты должен вернуться, дхенне, – произнес эйв. – Время уходит, вода превращается в камень. Твой путь только начался.
– Я видел. Видел, как они умерли!