Стены и опорные башни оказались невысокими – сложенные из грубого, серого, плохо обтесанного камня, они выглядели более жалко, чем издали. Хуже, наверное, были лишь города Летоса, но, слава Шестерым, так далеко Сегу никогда не забирался.
Сейчас испачканными в грязи стали не только его сапоги, но и штаны до середины колен. Он шел по глубоким лужам, кипящим от падающей с неба воды, завернувшись в плащ, не обращая внимания на то, что рано поседевшие волосы и борода вымокли и холод пробирает до костей.
Улицы были пусты, запутанны и грязны, словно мысли извращенца с самого дна Пубира. В Мерени тоже существовало дно. Район рядом со старой бойней, куда старались не заходить, – кварталы негласно принадлежали людям Ночного Клана, и они не жаловали чужаков.
И, несмотря на отсутствие людей вокруг, Сегу ничуть не сомневался, что за ним наблюдают внимательные глаза. Оценивают, насколько он опасен или беззащитен и какой клок шерсти можно состричь с этой овцы. В Мерени, в отличие от дна Пубира, его никто не знал, поэтому прогулка выходила немного забавной.
Обычно Сегу стриг овец. Точнее, резал их. Даже если те пребывали в обличье волков и из-за собственной глупости перешли дорогу Боргу.
Он обернулся и увидел, что двое каких-то забулдыг в низко надвинутых на глаза широкополых шляпах, с полей которых стекала вода, следуют за ним. Они не спешили нагнать Сегу, а потому ему до них не было никакого дела. Пока его просто сопровождали и следили, чтобы он не свернул не туда.
Перед бойней раскинулся пустырь, который, как и вся эта часть города, превратился в грязевое болото. Под навесом слева стоял старый ослик, укрытый попоной, чуть дальше, возле сарая, лицом вниз валялся какой-то пьянчуга. Его совершенно не беспокоила непогода, и Сегу подумал, что, возможно, этот тип уже отправился на ту сторону, захлебнувшись в жиже.
Ворота при входе оказались распахнуты, и незваный гость, никем не остановленный, прошел в прямоугольный двор, где разворачивалась красочная погоня за визжащей свиньей. Огромная туша, как видно сбежавшая из-под ножа мясника, вовсе не горела желанием превращаться в окорок, грудинку и бекон. Свинка носилась по лужам, надсадно вопя. Попытки двоих бугаев поймать ее закончились грязевой ванной, злостью и отборными ругательствами.
– Держи ее! Держи! – крикнул один из них Сегу, но тот разумно посторонился, пропуская животное, которое по весу было вдвое больше его. Оно, прибавив прыти, ломанулось прямо к воротам.
Сопровождавшие Сегу парни в широкополых шляпах тоже отскочили в стороны, но один из них поскользнулся и шлепнулся задницей в то, что в Мерени явно считали своим самым большим достоянием, – грязь и навоз.
Погоня пробежала мимо, и никто даже не задал незнакомцу ни одного вопроса. Словно присутствие здесь чужака дело само собой разумеющееся.
Внутри бойни пахло не так, как в богатых кварталах Пубира. Кровь, свежая плоть, не слишком свежие потроха, застарелое отсыревшее сено, навоз и грязь.
Снова грязь.
Сегу подумал, что отмываться от нее теперь предстоит целую неделю. Он восславит тот день, когда Шрев закончит все свои дела и отправится на юг. Подальше от слякоти и мерзкой погоды северян.
Несмотря на середину дня, в помещении тускло горели фонари, висящие на массивных деревянных опорах, удерживающих крышу.
Чуть дальше, от поперечной балки спускалась цепь с крюком, на котором висела половина свиной туши. Вторая половина лежала на дубовом столе, и костлявый мясник в кожаном фартуке, вооружившись пилой, отделял голяшку от окорока.
Мелкое полотно громко пело, соприкасаясь с костью, и человек, занятый делом, даже не поднял головы. Зато его помощники вышли вперед. Трое – все крупные мужики в возрасте, с суровыми лицами и мертвыми глазами, смотревшими столь равнодушно, словно к ним пришла вещь на двух ногах. Сегу готов был поручиться, что услышал, как во мраке раздался скрип натягиваемой тетивы легкого арбалета. Он сосредоточился, стараясь определить, сколько еще человек на бойне, кроме тех, кого он видел. По всему выходило, что лишь одиночка-стрелок. Ну и конечно же та пара в шляпах, что встала сейчас возле двери на тот случай, если он надумает уйти раньше, чем с этим согласятся остальные.
Они молчали, но и Сегу не спешил. Ждал, когда закончит работать пила.
Будь на его месте Квинт или Лавиани, эта специальная задержка и пренебрежение мясника здорово бы вывели их из себя. Но Сегу был сделан чуть из другого теста и оставался спокоен, даже когда люди плевали ему в лицо, не говоря уже о таких мелочах, как нежелание общаться с ним.
Многие не хотели. Но рано или поздно они приходили к мнению, что лучше поговорить, чем вопить и умолять сжалиться.
Наконец мясник вытер большие руки сухой белой тряпицей, впервые посмотрев на Сегу.
– Ты слишком молод, чтобы быть седым.
Сам он был в возрасте, с морщинистым лицом и кустистыми бровями. Когда говорил, чуть-чуть растягивал слова.
– Мне не повезло. – Голос у Сегу оказался необычайно высоким, тонким. Почти что женским. Он знал, что людям тяжело воспринимать его из-за этого серьезно. Что же. Пускай сделают над собой усилие. В конце концов, Шестеро советуют быть терпимыми к недостаткам других, а не насмехаться над ними.
Мясник не насмехался, и Сегу про себя добавил деду несколько очков, если вдруг возникнет ситуация и они не договорятся. Умрет мясник без боли.
– Всем нам в чем-то не везет, – сказал старик, откладывая в сторону окровавленную тряпицу. – Тебя я ждал?
