– То есть никто из вас за нее не переживает?
– Хочешь услышать, что мы доверяем твоему мастерству? – Пружина переглянулся с треттинцем. – Если это вселит в тебя уверенность…
– Не бери на себя много, мальчик. Моей уверенности хватит на всех герцогов нашего мира. А наглости еще и на всех шауттов. Я, рыба полосатая, не фермерша какая-нибудь. Просто не хватайте меня за руки, если вдруг перепугаетесь. Лучше отвернитесь и порыдайте друг у друга на плече.
– Этот настрой мне нравится гораздо больше, сиора.
– Хм… надеюсь, он не пропадет, когда ты узнаешь, что, чтобы произвести на них впечатление, стоит завязать глаза? – осторожно произнес Тэо.
Сойка скривила губы:
– Спасибо, что в ваших традициях нет правила, что я должна презентовать себя голой.
Все уже ждали, расположившись полукругом перед фургоном, дав Лавиани достаточно пространства. Но она удивила их, попросив отойти еще на десяток шагов назад и встав далеко от мишени.
– Легких путей она себе не ищет, – оценив ситуацию, произнес усатый смуглый силач из Кадира, и парень с ясными голубыми глазами и блестящей бляхой на красиво расшитом поясе усмехнулся, но как-то криво и нервно, тревожно поглядывая на Шерон.
Указывающая, чувствуя спиной шероховатость досок, раскинула руки и замерла. Лавиани огляделась, сняла с шеи Мьи платок. Девчонка удивилась, но не возражала, видя, как та завязывает себе глаза.
– Ого! – сказал карлик, бросая под ноги сойки принесенный топор с короткой рукоятью. – Женщина решила прыгнуть выше своей головы?
Ему никто не ответил, воцарилась оглушающая тишина. Все смотрели на сойку, а Шерон смотрела на всех, с удивлением видя напряженные, неуверенные лица. Лишь Тэо, стоявший позади, сложил руки на груди и в ус не дул. Да Мильвио, находящийся чуть сбоку, поймал ее взгляд и подмигнул зеленым глазом.
Лавиани взяла первый из метательных ножей обратным хватом:
– Девочка! Скажи что-нибудь!
– Что-ни…
Шерон не уследила за движением, лишь ощутила удар. Нож глубоко вошел в мягкие доски, так близко к ее щеке, что она ощутила кожей холод металла.
Следующие два ножа Лавиани бросила без паузы. Первый, шурша, вошел рядом с запястьем указывающей, второй, который, казалось, должен был попасть ей в лицо, вонзился рядом с правым виском, прибив к дереву прядку ее волос.
Кто-то ахнул, смуглокожая женщина с луноподобным лицом не выдержала, отвернулась.
Тусклые, большие метательные ножи, брошенные за лезвие, размывались в воздухе, а затем, дрожа, застывали в цели.
Четвертый едва не поранил ей ухо. Пятый пробил рукав рубашки. Шестой воткнулся чуть выше макушки так, что, если бы Шерон захотела встать на цыпочки, у нее бы это не получилось – голове мешала преграда.
Лавиани сняла повязку, глянула на указывающую, которая за все это время даже не подумала зажмуриться. Сойка подняла с земли топор, и Ирвис сказал:
– Достаточно! Мы все увидели твои способности. Побереги наши нервы до своего выступления.
Тэо улыбнулся, жестом показав, что лучше делать так, как просят, и она положила топор обратно, внезапно услышав, как вокруг раздаются аплодисменты. Цирковые рукоплескали и ее мастерству, и смелости Шерон.
– Отлично, забери меня та сторона! – воскликнул алагорец с пропитым лицом. – Все с ума сойдут, когда такое увидят.
Рыжеватый фихшейзец вновь вытащил изо рта порядком изгрызенную за минуту представления зубочистку, посмотрел на сойку удивленно, точно не понимая, как она это сделала, и промолвил:
– Угу.
– Мастерство хорошее, – признал хозяин цирка. – Раз уж даже моих вы смогли впечатлить. Но артистизма у тебя совсем нет, женщина.
Лавиани собралась сказать этому хомяку-переростку что-нибудь резкое, но женщина, отпустившая песика на траву, произнесла:
– Артистизм это наживное, муженек. Я живо научу их обеих. Никто в толпе глаз с них не спустит.
– А костюмы?
Лавиани вновь хотела заявить, что в жизни не натянет на себя блохастые тряпки какого-то артиста, но Тэо, ловко оказавшийся впереди, загородил ее от Ирвиса:
– Мы обязательно что-нибудь придумаем.
– Хорошо, – кивнул тот, и все вокруг заулыбались, точно семья, в которую вернулись надолго пропавшие, но любимые родственники. – Контракт, как я понимаю, вы подписывать не станете?
– Мы выступаем за ночлег, еду и дорогу до Талта. Это наша плата. Обойдемся без денег и ударим по рукам.
– Так не пойдет! – наконец не выдержала сойка.
