Как назло, мне долго не попадался никто из прислуги – казалось, все специально куда-то попрятались. Наконец в одном из коридоров двумя этажами ниже мне встретилась всклокоченная счастливая горничная – она, должно быть, возвращалась к себе после свидания с садовником.
Я велел ей пойти на кухню и принести в лабораторию вина и жаркого. Она долго не понимала, где находится лаборатория. Мне пришлось лично отвести ее к самой двери и вывести назад. Затем я ненадолго спустился к себе и зачем-то освежил в памяти виды Сибири – говорю об этом, чтобы было понятно, как я нервничал.
Когда я вернулся в лабораторию, ключ по-прежнему торчал из двери, но я ощутил внезапную тревогу. Мне показалось… Нет, этого не могло быть, но мне показалось, что в воздухе разлит еле заметный аромат духов Юки.
Повернув ключ на те же два оборота, я раскрыл дверь и шагнул в комнату.
Увиденное потрясло меня настолько, что мне померещилось, будто моя душа – или воспринимающая сила сознания – покинула тело и смотрит одновременно на меня самого, входящего в лабораторию (оранжевый халат, черная маска с блестящими прорезями глаз, треуголка), и на то, что творится в комнате (лежащая на столе Юка, задранное до груди зеленое платье, стоящий рядом Киж со спущенными штанами, проворно двигающий бледным голым задом, где проступает малиновый чирей).
Самым же страшным был хриплый женский стон, хорошо знакомый мне по собственной спальне.
Глаза Юки были закрыты – а лицо искажал тот хищный оскал счастья, за которым я столько ночей отправлялся в долгие и рискованные экспедиции, без всякой уверенности, что сумею еще раз высечь эту искру из наших тел. У Кижа это каким-то образом получилось без всякого труда, с первой попытки – даже времени прошло не так много.
Он глядел на меня выпученными в издевательском ужасе глазами, а его бледные чресла работали все быстрее и быстрее. А потом он отпустил одну из ног Юки, и, не прекращая своих омерзительных рывков, отдал мне честь.
– Прекратить! – заорал я. – Молчать! Смирно!
Я по-прежнему как бы глядел на себя со стороны, и мне пришло в голову, что, судя по нехарактерным для меня выкрикам, в меня вселился дух самого Павла – и мы сейчас разыгрываем сцену, случившуюся в этих стенах больше двух столетий назад.
Мой крик, однако, был так страшен, что Юка пробудилась. Посмотрев на меня, а затем на склонившегося над ней Кижа, она яростно оттолкнула его, соскочила со стола и, жутко побледнев (это действительно было жутко, потому что миг назад ее щеки покрывал румянец наслаждения), бросилась прочь из комнаты.
Я сразу забыл про Кижа – и побежал за ней.
Мне не удалось настичь ее на винтовой лестнице. Мы пронеслись по коридору к лестничной площадке и через несколько секунд уже мчались вниз по ступеням – она на один этаж ниже. Ни единой мысли о медиумах Оленьего Парка не возникло в моей голове. Во мне остались только сострадание, любовь и жалость.
Я боялся, что не успею ничего ей объяснить и она вот-вот сделает с собой что-то страшное. Например, бросится в лестничный пролет… Но этажом ниже Юка исчезла в коридоре. Когда я оказался там же, она была уже далеко – и на моих глазах повернула за угол. А когда я добежал до угла, впереди ее не было.
Я не мог понять, куда она делась.
Передо мной был длинный коридор, увешанный картинами. В нем стояли две архаичные статуи – из той немыслимой древности, когда мраморные герои еще не обзавелись рельефными животами и стояли перед скульптором по стойке «смирно». Статуи были слишком маленькими, чтобы за ними спрятаться. Дверей здесь не было. Штор или портьер – тоже.
Юка словно растворилась в воздухе. Ее покои располагались за углом, но добежать до него она все равно не успела бы.
Самое время было ее навестить.
Меньше чем через минуту я распахнул дверь в комнату, служившую ей гостиной. Там никого не было. Но одна из внутренних дверей тут же открылась, и передо мной появилась Юка.
На ней было домашнее платье. Но не зеленое, как минуту назад. Оно было бледно-розовым.
Увидев меня, Юка открыла от радости рот.
– Алекс! Ну наконец-то!
– Где ты сейчас была? – спросил я строго.
– Здесь… Где же еще? Что случилось?
На ее лице было такое искреннее недоумение, что я сразу же решил ничего ей не говорить. Я оглядел комнату. На стене висели несколько античных редкостей, и среди них испанская фальката – кривой кавалерийский меч, ужасавший когда-то римских солдат.
– Ты пойдешь со мной, – сказал я Юке и снял фалькату со стены.
– Алекс, что случилось? Я никогда не видела тебя таким.
– Идем, – повторил я.
