– Ну, – простужено прохрипел он, – спрашивай, раз пришел. Мучитель…
Я понимал теперь – у него были основания жаловаться на муку в момент своего появления на свет. В его случае это вовсе не было поэтическим преувеличением. И мне стало очень неприятно, что причиной его боли в каком-то смысле являюсь я.
– Господин Киж, – начал я, – мне неловко, что наша вторая встреча происходит при таких печальных обстоятельствах…
Где-то далеко щелкнул кнут, и лицо Кижа исказила гримаса боли.
– …и ваше страдание глубоко меня удручает. Поверьте, как ваш отдаленный потомок, я не могу желать вам зла, – договорил я.
Бич щелкнул еще раз, и Киж выпучил глаза – не то от боли, не то от негодования.
– Ты? Мой потомок?
– Все Смотрители носят фамилию «де Киже» и происходят – во всяком случае, теоретически – от вас…
Бич щелкнул снова, и глаза Кижа превратились в две узкие щели.
– Ты происходишь не от меня, – протянул он почти нежно. – Ты… ты происходишь… от кареты.
– От какой кареты?
– А помнишь, тебя везли в Михайловский замок? На встречу с Николашкой? И ты в этой карете всю свою жизнь вспоминал, чтобы покаяться?
– Помню, – сказал я.
– Так это тебя не везли, а делали. И когда ты думал, что вспоминаешь, в тебя эту память записывали. Всех Смотрителей делают в этой карете. Уже сто лет почти. Чтобы вы были какие надо и не рыпались.
– Делают? – спросил я. – Из чего?
– Из Флюида, из чего же еще. Из чего здесь все сделано? Так что ты не от меня происходишь, а от кареты. Запомни. Не «де Киже», а «де Рыдван»…
И он захохотал. Я в ужасе поглядел на Юку. Она пожала плечами.
Но тут удары бича защелкали один за другим, и смех Кижа перешел в вой.
– Вопросы! – крикнул он. – Вопросы, быстро!
– Можно я? – спросила Юка.
Я кивнул. Мне надо было прийти в себя.
– Один вопрос! – напомнил монашек, по-прежнему всем своим весом тянущий шнур вниз.
– Господин Киж, – сказала Юка, – на фронтоне Михайловского замка есть надпись: «Дому Твоему подобает Святыня Господня в долготу дней». Она и в Петербурге, и у нас. Мне кажется, здесь скрыта тайна. В чем она?
Киж секунду глядел на нее круглыми от боли глазами, а потом прокричал:
– Мудрость Змея! Храм Последнего Поворота! Зеркало Фаустуса!
Юка изобразила на лице сострадание.
– Где можно получить дополнительные разъяснения? – спросила она.
– Железная Бездна! – взвыл Киж.
Монашек недовольно покосился на Юку.
– Теперь вы, – сказал он мне.
– У меня тоже один, по сути, вопрос, – начал я, морщась от визга Кижа, – но в нем несколько подвопросов. Только я не буду запихивать их в одно корявое предложение, потому что хочу избежать путаницы… Предупреждаю, все то, о чем я буду говорить, имеет государственное значение.
– Извольте, – сказал монашек, – но быстро, быстро. Он страдает и может потерять сознание.
Я повернулся к Кижу.
– Откуда приходит Великий Фехтовальщик?
– Ниоткуда!
– Когда он нанесет новый удар?
– Сейчас!
Монашек посмотрел на меня вопросительно, но я жестом велел ему подождать. Я хотел спросить Кижа, что он еще может сообщить про Великого Фехтовальщика – но вместо этого неожиданно задал другой вопрос:
– Почему это Смотрителей делают в карете?
– Потому что их все время убивает Фехтовальщик! – заорал Киж. – Они нужны все время новые! Этих Николашек было штук двадцать одинаковых, пока на тебя, дурака, не поменяли!
Я так растерялся от этих слов, что снова задал не тот вопрос, какой хотел:
– Как меня могли сделать в карете, если она ехала?
