она размахивала руками, кричала грубые слова, грозила кулаком и указывала чёрным кривым пальцем в сторону моря.
– Франческа, Франческа, – повторяла она.
Предчувствуя недоброе, я бросился в церковь и упал на колени перед алтарём. Но слишком тусклый свет лампады не позволил мне увидеть, как Архангел Михаил сражается с дьяволом...
Долго лежал я, простёртый ниц, словно в оцепенении, не в силах молиться.
Когда наступила ночь, и на небе зажглись огромные звёзды, вместе с братьями я вышел из церкви после полунощницы.
Вдруг среди безмолвия раздался странный звук, похожий на рыдание. Словно запели сразу несколько арф одновременно. Звук налетел, как волна на прибрежный песок, и растаял. Я перекрестился и с лёгкой дрожью подумал, что слышу звуки мира нездешнего.
– Дьявол свадьбу справляет, – сказал старый монах, шедший рядом, и осенил себя крестом.
Сердце моё заныло, навалилась тоска. Схватив фонарь, я бросился к берегу….
Порывистый ветер рвал на мне одежду, прижимал к земле сухую траву и брызгал в лицо первыми каплями дождя. Я едва успел добежать до хижины Франчески, как хлынул ливень. Ветер яростно трепал не затворённую дверь хибарки, то распахивая настежь, то захлопывая.
Я вошёл. Внутри пахло прахом и плесенью. На полу у порога брошен платок, рядом хелис. Подняв фонарь повыше, я шагнул вперёд.
Она лежала на узком ложе, устремив на меня жёлтые глаза с сильно уменьшенными зрачками. Никогда не забыть мне этот жуткий взгляд – грозный, безжалостный, по-звериному жестокий.
Франческа умерла в ту ночь…
Она лежала передо мной на алтаре нашей любви, оплаканная только мною и дождём. С тоской глядя на прекрасное тело Франчески, я не мог поверить, что оно мертво.
Эта женщина как черта у зеркала, разделившая мою жизнь на две несогласуемые части, открывшая мне вселенную чувств.
Франческа, моя вакханка и моя невеста…
В часы бдения у тела усопшей царила невообразимая тишина. Свечи догорали, я зажигал новые, потом открывал ненадолго дверь, чтобы проветрить комнату, и возвращалась обратно.
Я сам выкопал могилу под молодым, промокшим насквозь кипарисом, и засыпал землёй свою возлюбленную.
Прислонившись щекой к сырой земле, я рыдал неутешающими рыданиями.
– Спи, моя любимая, пусть тебя убаюкивает ветер….
Всю ночь я провёл на могиле Франчески, слушая, как в завываниях ветра рождается полная скорби и отчаяния мелодия. К утру, совершенно окоченев в холодном тумане, я вернулся в опустевший домик, и содрогнулся от страшной тишины.
Стоя на пороге полуразрушенной рыбацкой лачуги, я смотрел и не узнавал это место. Как я попал сюда? Дверь и окна хижины выломаны, пол давно сгнил, чёрные трещины зияли в облупившихся стенах. Злой сырой ветер будто хотел смести жалкие развалины с лица земли.
В неярких бликах пасмурного утреннего света я увидел хелис, арфу дьявола, таинственную древнюю лиру, певшую мне о никогда не утоляемой страсти. Он валялся на полу возле ложа. Мой искуситель умер вместе с Франческой.
Дрожащими руками я потянулся к хелису. Словно голос с небес провозгласил мне: «Скрой то, что является вражьей силой, уничтожь его!»
Той ночью я сжёг хелис вместе с развалинами дома.
По серому небу с бешеной скоростью мчались низкие тучи, сливаясь с бушующим морем и дымом пепелища.
Не помню, как я добрёл до монастыря.
Оставшись один, я наглухо закрылся в келье, ибо мне захотелось умереть, прекратить существование. Чувство вины мучило меня. Почему умерла Франческа? От любви ко мне, из-за того, что я её бросил? А если отец Северин прав, и мне являлся жуткий суккуб, порождение лукавого?
Весь день после похорон Франчески я мучил себя, но так и не нашёл ответа.
Глубоким вечером, когда свеча на аналое уже догорала, в окно возле самой постели, заглянула луна, и на пол легли белые пятна.
Спать не хотелось, но я задул свечу, лёг, силясь забыться. В бессоннице я обвинял лунный свет и даже попробовал найти что-нибудь, чем можно занавесить окно, но не нашёл.
Я долго читал молитвы, и, наконец, заснул.
Не помню, что я видел во сне, вероятно, что-то страшное, ибо вскоре в испуге проснулся от толчка в рёбра. Продолжая лежать, я разглядывал келью. От напряжения казалось, что все предметы шевелятся.
