Хаим молчал. Он молился, как учил отец и просил у Бога то, о чём просила мать. Прощения всем. Слёзы заливали глаза мальчика, когда последние воскресшие скрылись под водой, оставив на поверхности обрывки одежды и розовую от крови пену.
- Нет! – казалось, в голове Хаима взорвался котёл.
Он чувствовал, что какая-то сила рвётся наружу, хрипя от ярости и ненависти, а потом всё стихло. Пустота и тишина.
- Ты прав, Хаим, – раздался тихий усталый голос Ангела. – Пусть идут. Они заслужили покой. Да и не справится нам с Назаретянином. Ну, да ничего. Раз он говорит, что он человек, то люди с него и спросят. Они любят добряков забивать камнями на площадях. На удары нужно скалить клыки, а не подставлять другую щёку. Он сам найдёт свою погибель. А мы подождём. Я терпеливый, и в силах тебе дать долгую, бесконечно долгую жизнь. А когда ты увидишь всю несправедливость мира и поймёшь, что со злом нужно бороться только злом – мы вернёмся и соберём новую армию.
Слышишь, Хаим? Не молчи. А, впрочем, как знаешь… наше время ещё придёт. Вот увидишь.
Книга Скорби
(Дмитрий Тихонов)
Мертвую тварь нашел Серый. Мы сидели на бревне на опушке леса, а он отправился к реке – то ли поплавок искать, то ли просто по нужде. Суть в том, что минут через пять прибежал обратно. Рожа белая, штаны мокрые, выгоревшие за лето волосы во все стороны торчат, кепку где-то посеял. Такой уж был Серый: если чему-то не повезло оказаться у него в руках, терял в самом скором времени. Причем, терял безвозвратно, с концами.
- Там… там… - рот открывает, как рыба, а толком ничего сказать не может. – Идемте…
- Что такое? – Санчес вскочил первым. Понял, видимо, что дело нешуточное. Санька у нас молодец, всегда быстрее остальных соображает.
- Хреновина, - начинает объяснять Серый и руками машет, пытается, значит, эту самую хреновину обозначить. – У реки, на берегу… лежит… здоровая…
Тут нам всем интересно стало. Серый не способен придумать подобную небылицу, не то что уж изобразить ее, не сорвавшись в глупый ржач. Побросали мы карты, повставали все, даже мелкий Ванятка поднялся, хотя видно было, что страшно ему до усрачки.
- Веди, - скомандовал Санчес. – Показывай, где там чего.
Серый послушался: побежал торопливо, едва на траве не поскальзываясь. Мы за ним.
В этом месте лес совсем узенькой полоской тянулся, всего-то, наверное, метров пятьдесят. Вот как раз половину мы прошли, когда запах почуяли. Густая мерзкая вонь нахлынула сразу, волной, выбила слезы из глаз, сжала мертвой хваткой пищевод. Было в ней что-то от протухшего мяса и гниющих водорослей, но еще больше было от длинных червей, выползающих из земли на стук дождя. Я закашлялся, Федьку и Ванятку вырвало. Что с них взять, с малышей. Остальным хоть бы хны, поморщились только.
- Оставайтесь здесь, - сказал Санчес малолеткам. – Дожидайтесь нас. Мы вам принесем что-нибудь интересное.
Я ж говорю, молоток. Мне бы, например, и в голову не пришло подобное детишкам пообещать. Наверняка, будь я за старшего, так и не смог бы заставить их остаться – пустые угрозы в их возрасте не действуют. Поперлись бы следом, мало ли что могло приключиться. За ними глаз да глаз. А тут остановились как вкопанные, а потом и вовсе назад побрели, к бревну.
Мы, зажимая носы рукавами, двинулись дальше и через минуту вышли на высокий берег реки, обрывающийся вниз отвесным глинистым склоном. Внизу, прямо под нами, из коричневой воды поднимался гладкий белый бок валуна, на котором только вчера мы с Серым ловили рыбу. Тогда он и остался без поплавка, кстати говоря. А в нескольких шагах справа от валуна вздымалось нечто столь безобразное и уродливое, что я в первые несколько мгновений попросту не мог задержать на нем взгляд, а когда все же сумел присмотреться, меня мгновенно вывернуло.
Казалось, у этого… создания вовсе не было формы: оно целиком состояло из перекрученных лохмотьев плоти, отростков и щупалец, беспорядочно громоздящихся одно на другое. Черную, лоснящуюся плоть тут и там разрывали безвольно распахнутые беззубые провалы, в некоторых из которых виднелись круглые, по-рыбьи пустые глаза. Самое отвратительное заключалось в том, что на мелководье волны слегка шевелили концы самых тонких щупалец, придавая махине некое подобие жизни.
- Это шоггот! – объявил Санчес. Разумеется, он был прав. Та же самая мысль промелькнула в моем мозгу всего за мгновение до его слов. Конечно, шоггот. Что же еще. Все мы слышали о могучих созданиях, обитателях темных океанских глубин и холодных антарктических подземелий. О тех, что способны принимать любую форму и выполнять невероятно трудную работу. О тех, кто возвел сводящие с ума башни Р’льеха. В школе нам часто рассказывали о них, демонстрировали рисунки и редкие фотографии. Нужно быть полным идиотом, чтобы не распознать в мертвом шогготе мертвого шоггота.
Взгляд против моей воли снова скользнул вниз, туда, где в коричневой воде равномерно покачивались щупальца твари, похожие на невероятно длинные пальцы. Зрелище завораживало меня, будило холодок ужаса в солнечном сплетении. И целых три минуты ушло на то, чтобы понять, почему.
Среди тонких бескостных отростков виднелась человеческая рука. Молочно-белая, сжатая в кулак. Отсюда ее вполне можно было принять за ветку
