Вечером они допоздна засиделись за столом, уставленном деликатесами. Слушали старую любимую музыку. Потихоньку пили шампанское, иногда звонко стукаясь боками хрустальных звонких бокалов: «За тебя, за нас, за наш дом...» Вспоминали, как ездили в свадебное путешествие в любимый Анькин Египет. Перебивали друг друга: «А помнишь...» - «А ты...», переглядывались, весело смеялись.
Иришка, наплескавшись в ванной с новыми разноцветными уточками, уже давно спала в обнимку с белым медвежонком, счастливо улыбаясь и крепко прижимая подарок к себе, будто кто-то собирался его отнять.
- У нас теперь все будет хорошо, да? – вдруг тихо спросила Анька.
- Да, - пообещал Саня, задыхаясь от нежности и чувства вины. Обнял жену, и они так долго сидели рядышком, слушая, как переплетаются волшебные переливы флейты с плачем гитарных струн и задумчивым рассказом про двух добрых сфинксов, оберегающих влюбленных.
Это был один самых лучших вечеров в Саниной жизни. Наверное, потому, что тогда он всерьез поверил, что с игрой покончено, и дальше действительно будет все очень хорошо...
На следующей неделе Саня узнал, что на работе намечается сокращение. И его фамилия в первых строчках списка. Это было неудивительно – на Санином счету значилось несколько неприятных историй: пару раз не довез заказчику деньги, опаздывал на назначенные встречи, иногда и совсем не приходил. То, что с этого месяца он принял решение работать идеально, не отвлекаясь на игру, сейчас не имело, конечно же, никакого значения.
Домой возвращаться не хотелось. Нужно было или снова начинать врать, или... «У нас теперь все будет хорошо?» - и робкая надежда в Анькиных глазах...
Через две недели было Анькино день рождения, и Саня уже наобещал, что они поедут в Египет. Договорились, что мама посидит с Иришкой...
Он брел по улицам, не разбирая дороги. Асфальт под ногами опять казался зыбкой тонкой пленкой, натянутой над бездонной трясиной. Пленкой, которая вот-вот порвется...
И не заметил, как оказался напротив выщербленных ступенек и неприметной железной двери.
Охранник пропустил Саню без единого слова, швейцар приветливо кивнул, как старому знакомому.
Прежний старичок сидел за окошком обмена, читал газету. Саня мельком увидел на обороте жутковатую фотографию – что-то изуродованное, плохо прикрытое черной пленкой, рыдающая женщина на коленях. Вот ведь кошмары у нас вечно печатают, только бы рейтинги поднять, - подумал он, неожиданно почувствовав острый укол ужаса. Будто кто-то невидимый ткнул ледяной иглой в солнечное сплетение, пригвоздил живот к позвоночнику, заморозил дыхание. Что же такого было в этой, в общем-то, стандартной для печати и телевидения, картинке, Саня так и не успел понять. Старичок споро свернул газету, и выжидательно уставился на посетителя.
Зачем я сюда пришел? – изумился Саня, испуганно оглядываясь вокруг. В мигающем бледном свете лица швейцара и старика-обменщика показались жуткими, неживыми. Я ведь не собираюсь здесь играть?
- Слушаю, молодой человек? – утомившись ждать, сказал старичок.
- Я...
Саня замялся под строгим взглядом старичка. Бежать отсюда! Он ведь поклялся сам себе: больше ни одной игры. Тем более в этом жутком, совершенно невозможном месте.
- Скажите, а я мог бы обменять... э... свое время на... просто на деньги... или...
- Молодой человек, - голос старичка зазвенел металлом: - здесь вам не обменный пункт, а приличное заведение. Выигрыш можете получать в чем вам угодно, по индивидуальному курсу...
- Играем? – грохнуло у Сани над ухом. Он вздрогнул и обернулся. Старый знакомый - лысый толстяк, только теперь не во фраке, а в темно-малиновом лоснящемся пиджаке и с золотой цепью на могучей шее, приветливо оскалился. Похожие на сосиски пальцы с трудом удерживали внушительную стопку фишек для рулетки.
- Везучий денек, - подмигнул толстяк.
- Желаете жетоны для автоматов, как раньше? Молодой человек? – сердито окликнул Саню старичок.
- Я...
Из двери, ведущей к рулеткам, выбежала, звонко цокая каблучками, фигуристая рыженькая пышечка в обтягивающем платье.
- Пусик, - заверещала она, вцепляясь в толстяка. – Ты такой гениальный! Я знала!
Толстяк довольно ухмыльнулся.
- И норковую шубку? – озабоченно поинтересовалась рыжая, трогая наманикюренным пальчиком стопку фишек в руке толстяка.
