По свежим следам повёл Паша свою группу дальше. А потом… потом…
- Ты, Паша, рассказывай, ничего не скрывай. И не бойся глупым показаться. Ужель птицы петь перестали?
Паша удивлённо вскидывает брови: откуда знаете?
- Да как же, пятьдесят лет здесь обитаю. Кое-чего про тайгу нашу слышал.
- Да, - Паша продолжает. - Птицы замолчали. Будто пластинку кто-то выключил. Резко так. И потемнело, словно сумерки уже. Мне не по себе стало, но я от ребят скрыть пытаюсь, хотя вижу, и они смущены. Вокруг сосны, торфяник. Мысли о смерти в голову лезут. И ещё чушь всякая. И это… перекреститься захотелось.
Член партии опускает глаза смущённо. Он, наверно, и креститься-то не умеет, а вот, захотел. Потребовалось.
-Стыдится нечего,- твёрдо говорит Борис,- Я в детстве туда по грибы ходил. И креститься хотелось, и в монахи постричься. Нехорошее место, Павлик, очень плохое. Если зеки твои пропали, не найдёшь. И искать не стоит.
Лейтенант молча смотрит в окно, на тайгу за Мокровой, а потом негромко говорит:
- Так мы нашли. Нашли.
И впрямь нашли – недалеко от моста разрушенного, на природной залысине посреди леса. Одного мёртвым, другого абсолютно сумасшедшим.
- Бывает ли такое, чтоб человек за одну ночь с ума сошёл? - спрашивает Паша. - Да ладно, человек – Михайлов, бандит, каких свет не видел. Он в Омске дюжину людей зарезал, и ничего, психика не расстроилась. А тут…
А тут рецидивист Михайлов задушил товарища по побегу Челядинова, набил полные уши болотного ила (и себе, и трупу), и сел посреди поляны дожидаться конвоиров.
- Ещё и пел при этом!- подчёркивает ошарашенный Овсянников.
- Что пел?- не из праздного любопытства уточняет Борис.
- Да может, и не пел, а просто повторял: «бом, бом, бом»… Но нараспев так.… На нас никак не прореагировал. Глаза стеклянные, в одну точку смотрит и талдычит своё. Мы его под белые ручки доставили в лагерь. Он сейчас в лазарете связанный, что с ним делать, ума не приложу. Мои орлы тоже молодцы – едва заставил вернуться за Челядиновым. Борис Иваныч, я вот думаю, может, они ягод каких съели, что крыша у них поехала?
- Тут не в ягодах дело, - отвечает Борис. - Ты, Паша, про Чёрную Церковь слышал?
- Не слышали мы ни про какую церковь, - отвечает Борис детям в 2009 году. - Ближайшая церковь в Южанске. Раньше в лагере было что-то вроде молитвенного домика – будка такая с иконой. Но она в девяностых сгорела.
Кузьмич прячет глаза, когда красавица Лиза обводит присутствующих пытливым взором.
«Не верит,- понимает Арина, и тоска пронзает её сердце,- Истину ищут, бесята, а истина-то в болоте на дне!»
- Вы не могли о ней не слышать, - произносит Лиза. Она явно главная в их троице. Парни молчат, смущённые её наглостью. - Вот здесь о ней писали.
Девушка достаёт из рюкзака потрёпанную газету со статуями острова Пасхи на обложке. Южанское «НЛО» за 96-й год.
Борис хочет ответить, что подобный мусор не читает, но его сбивает выражение Лизиного лица. С какой мольбой, с какой надеждой смотрит она на него.
- Я эту статью в детстве прочитала, - говорит девушка. - В девять лет. И так мне эта история врезалась в память, что когда мы с ребятами начали сайт про аномальные явления верстать, первое, что в голову пришло, написать о Болотной Церкви. Я все архивы облазила, всё, что можно, нашла. Здесь она была, возле Трёшки. Но где именно? Где?
Борис разворачивает газету, шелестит жёлтыми страницами. На развороте статья с громким названием «Таёжное чудо».
Старик пробегает глазами по строчкам: «Чем занимался Сворж в ссылке, никто не знает, но доподлинно известно, что через 13 лет после убийства батюшки он вновь появился в Южанске. Живой и очень страшный».
О том, что Григорий Петрович Сворж вернулся, в Южанске слышали. Его даже видели несколько раз: заросшего бородой до самых глаз, постаревшего, будто почерневшего кожей. Он-де ночевал по оврагам, питался на базарной помойке. Сдавать жандармам его не стали. Люди полагали, что человек, который пешком прошёл от Сибири до Южанска, свой ад уже перенёс, и мучить его сверх того не по-божески. Была ещё одна причина: жуткий взгляд чёрных-пречёрных глаз каторжника. Связываться с ним не хотели. Поговаривали, что из ссылки он сбежал не один, и что товарищами своими в пути питался. Поговаривали, что за грязными усами он скрывает клыки. Да мало ли чего поговаривали. В конце концов, Сворж недолго пробыл в Южанске. В 1880-м (ему тогда было почти пятьдесят лет) он ушёл на восток, и след его затерялся ещё на несколько лет.
Всплыло имя Григория Петровича в середине восьмидесятых девятнадцатого века. По краю прошёл слух, будто на болотах за Пешницой поселился страшный, как черт, мужик, и, будто строит он там дом.
- Не дом он строит, а дворец! - говорили сельские жители. - Уже три этажа возвёл, самостоятельно!
- Из чего ему строить?- не верили скептики. - Не иначе в Вологде гвоздей закупил?
- Без гвоздей строит! - клялись первые. - Из коряг, из окаменевших деревьев да грязи. А по ночам ему строить караконджалы помогают.
