И навеки замкнула уста.
Однажды он и Лизу похоронит: почерневшую, скорченную. Если до Пасхи сам не помрёт.
И мерещится ему болото, где под ряской, под трёхметровым слоем утрамбованных трупов лосей, росомах, волков, лисиц, белок, бурундуков, стоит Чёрная Церковь. И горят в её оконцах бледно-голубые огни – свечи покойников. И ждёт она, что однажды опоздает старый Борис, не успеет до окончания Пасхи из леса уйти.
И мощь её никогда не иссякнет.
Беспросветные
(Дмитрий Тихонов)
Ёрш не видел схватки. Для него она началась и завершилась слишком быстро. Шипели в воздухе черные стрелы, серые фигуры вражеских всадников мелькали в столь же серой траве, кричали и падали люди, а раскаленное добела небо равнодушно сжигало степь. Было слишком жарко, чтобы стремиться выжить.
Воевода впереди вовремя проревел команду, и Ёрш поднял щит прежде, чем посыпавшиеся сверху срезни успели добраться до него. Но стрелы падали сплошным железным дождем, и спустя всего несколько мгновений одна из них с влажным глухим стуком вонзилась в шею Буяна. Тот испуганно всхрапнул, вздрогнул всем телом, метнулся в сторону, едва не столкнувшись с конем мчавшегося рядом кмета, а затем просто и быстро рухнул на бок, придавив собой Ерша, не успевшего даже выпустить поводья. Дружинник прижался к вздрагивающей спине умирающего жеребца, закрылся щитом, истово надеясь, что скачущие следом не растопчут его. Вот и все.
Затем наступило беспамятство, полное тошнотворной жары и неодолимых видений, душных, словно запахи здешних трав. Но когда он очнулся, в полной темноте, то не смог вспомнить ничего, кроме рыданий.
Ёрш отбросил в сторону измятый, искромсанный щит, из которого все еще торчал обломок стрелы, и тут же услышал голоса. Чуть в стороне, там, откуда полз прохладный, но по-прежнему сухой ветер. Слов было не разобрать, однако он сразу понял, что это свои. В горле запершило, в сердце впился ледяными зубами страх. Страх, что не заметят, не помогут, уйдут, вновь оставят его наедине с проклятой, чужой ночью и сводящими с ума запахами. Ерш попытался вытащить онемевшую ногу из-под трупа Буяна, но сил хватило лишь на пару судорожных, беспомощных рывков.
- Эй! - простонал он, отчаявшись. - Братцы!
Звук собственного голоса напугал его еще больше. Сиплый и пронзительный, он встревожил окружающий мрак, наполнил его шевелением и шепотами. Словно там, в черноте, неведомые существа, молча наблюдавшие за ним, теперь испуганно расползались в стороны. Что-то прошуршало возле самой головы. Ёрш встрепенулся, приподнялся на локтях - движение отозвалось острой болью в бедре - но, разумеется, не смог ничего разглядеть.
- Где? - раздалось совсем рядом.
- Здесь, - ответил кто-то еще. - Не причудилось же мне. Эй, отзовись!
- Я тут...
Две темные фигуры нависли над ним.
- И правда, тут. Вышат, запали-ка огня.
- А...
- Запали, сказал.
Чиркнуло по кремню кресало, брызнули искры, вспыхнул трут - и спустя всего несколько мгновений пламя вцепилось в просмоленный факел. Ёрш зажмурился.
- Знатно тебя придавило, - пробормотал один из спасителей у него над ухом. - Сам не вылезешь.
- Не вылезу.
Он открыл слезящиеся глаза, всмотрелся в нависшие над ним лица. Одно - совсем еще молодое, безусое, изуродованное изрядным синяком во всю левую скулу. Второе - куда старше, с кустистыми бровями и жиденькой седеющей бородкой, покрытое сеткой давних шрамов. Широкая улыбка обнажала редкие кривые зубы.
- Я - Головня, а этот вот малец - Вышата. Тебя как звать?
- Ершом кличут.
- Ну и славно. Не боись, рыбонька, сейчас подсобим.
Головня коротко хихикнул собственной нехитрой шутке и, осмотрев Буяна, достал кривой нож:
- Ступня твоя наверняка в стремени застряла. Подпругу перерезать надо, а потом уж мы тебя вместе с седлом вытащим.
