свои тяжкие думы о том, чем мне будет грозить семейная жизнь с Ватанабэ. Девочек мое затянувшееся молчание ни капли не смущало. Убедившись, что добровольно общаться я не собираюсь, они тактично перестали навязывать свое общество и только временами загоняли меня в примерочную очередного магазина, кормили и пытались не потерять по дороге.
К восьми вечера глаза совсем слипались, и к маме я хотела даже больше, чем к жениху. Но к тому времени наш женский отряд прибыл на место встречи, в один из клубов, и я практически упала в объятия Такео, подло намереваясь тут же и заснуть.
Ватанабэ чмокнул меня в нос, вручил здоровенную чашку заранее приготовленного кофе и попросил потерпеть еще полчасика. Я на автомате кивнула и положенные тридцать минут так и просидела, только вдыхая горьковатый приятный аромат напитка и практически не шевелясь. Парни что-то обсуждали, явно по работе, только из-за своей любимой музыки эти шесть великовозрастных мальчишек могли так яростно и непримиримо спорить, но понять толком суть проблемы не получалось. Не сразу сообразила — это потому, что говорят они на родном языке.
Девушки расположились поодаль, то ли не желая встревать в профессиональные разговоры, то ли опасаясь, что их погонят из исключительно мужской компании.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Проснулась я оттого, что меня куда-то несут на руках.
Ну, несут и несут. Я разрешаю. Тем более делали это аккуратно, да и запах меня окутывал теплый, родной и такой домашний… Словом, открывать глаза совсем не хотелось. Вот отдохну — и тогда разберусь со всем, что на меня свалилось. И с Такео тоже разберусь. Пусть не думает, будто я беспомощная и хоть в чем-то ему уступаю.
Проснулась я на следующий день где-то в районе двенадцати, причем организм в панике пытался убедить меня, что вставать еще слишком рано. Ничего удивительного, перелеты и смену часовых поясов я всегда переносила очень плохо и даже на отдых предпочитала выбираться куда поближе, а не где получше.
Оказалось, лежу я на огромной, то ли двуспальной, то ли пятиспальной кровати в незнакомой светлой комнате… наверняка принадлежавшей Ватанабэ. И дело было вовсе не в той домашней атмосфере, которая, казалось, была заключена в каждом предмете. Дело было в моей фотографии на полстены прямо напротив безразмерного монстра, на котором я почивала.
— Я себе все так и представляла, — ошарашенно пробормотала я, выбираясь из постели. Опять в одежде спать оставил, скромник. Даже становилось интересно, а изменится ли что-то между нами после свадьбы. Хотелось бы, если честно…
Тяжело вздохнув, я отправилась на поиски хозяина квартиры.
И душа.
Такео обнаружился в гостиной. Надежда современной поп-эстрады сидела на диване с блокнотом, карандашом и гитарой, что-то напевала, то и дело проводя по струнам длинными пальцами. В безразмерном худи и домашних широких штанах Ватанабэ походил на какого-то встревоженного грызуна. Ненаглядный настолько погрузился в музыку, что даже не услышал моих шагов. Я подумала немного и решила не мешать ему. Творчество — дело святое. Раз уж Такео занят процессом творения прекрасного, то лучше сперва наведаться в душ, может, когда я закончу с водными процедурами, очередной шедевр поп-эстрады родится на свет и Ватанабэ поступит в мое полновластное владение.
Через полчаса лидер In the Dark все еще вдохновенно сочинял, но у меня никаких сил не осталось терпеть, пока он закончит общение с музой и переключится на меня. Хватит. И так ждала столько времени, мучаясь каждый день от тоски и диет.
— Добрый… день? — тихо окликнула я Такео.
Я же лучше его гитары и новой песни, верно?
Музыкант тут же подскочил на ноги, едва не угробив инструмент, и будто по волшебству оказался рядом со мной буквально за секунду.
— Отдохнула? — только и спросил он, но я услышала в одном слове и то, как Ватанабэ скучал по мне все это время, и то, как рад видеть и насколько сильно любит.
Влюбленные всегда глупые. Очень-очень глупые. И я вдруг стала самой глупой на земле. Вот смотрела ему в глаза — и стремительно глупела с каждым мгновением.
— На всю оставшуюся жизнь.
Вранье вышло чересчур бодрым, на самом деле неплохо было бы еще часиков шесть-восемь поспать, но сейчас это казалось едва ли не смертным грехом.
Вместе.
Наконец-то.