доложить, что мы в пути, но мой телефон не работал. Я набрала номер снова. Нет связи.
– Миша, – так представился новый водитель, – не одолжите ваш телефон, мой почему-то неисправен, – попросила я. Он, молча, протянул мне трубку с переднего сиденья.
На заставке в бесстыжей позе развалилась обнаженная красотка. 'Кадровая служба Станисласа работает из рук вон плохо!' подумала я, вспомнив 'рожу', 'дяденьку' и 'армейца'. Пальцы пробежались по клавишам телефона Михаила. Тишина. Черт, черт!
Станислас сойдет с ума, если не сможет дозвониться мне. Будет упрекать меня, что был прав, запрещая мне поездку загород. Я вернула трубку Михаилу.
– Вы давно работаете у Станисласа? – спросила я, неловко ехать молча.
– Недавно, – кратко ответил Михаил, он не был настроен разговаривать.
– Вы друг Евгения? – шальная мысль пришла мне в голову, и я забыла расслабленность последних месяцев и вновь обрела форму.
– Да, – последовал еще более краткий ответ.
– Какая у него прекрасная жена! Мне так нравится его Леночка! А вам? – Евгений был холост, причем имел наклонности, мешающие ему жениться, оттого Станислас был всегда спокоен за нас.
– И мне, – ответил Михаил, мрачно глядя на меня в зеркало заднего вида.
– А дети? У них замечательные дети, – восхищалась я.
Михаил заметно расслабился, напряжение в глазах ушло. 'Ясно, он поставил на мне клеймо 'дурочки' и уже не опасается проколов' – Чудные детишки, – заметил он, в голосе его появилось снисхождение ко мне.
Мы ехали по загородному шоссе, и вдалеке показался поворот на Коровинское.
Сердце мое встрепенулось надеждой на нелепую шутку, но Михаил повернул раньше, на небольшую проселочную дорогу.
– Михаил… – я наклонилась вперед и хотела указать ему на ошибку.
– Молчи, сучка! – машина пошла по ухабам и мне ничего не оставалось, как изо всех сил держаться за боковую ручку, другой рукой обхватив свой живот. Я молила бога, что бы все это скорей закончилось и Станислас забрал меня домой.
'Шевроле' остановился у заброшенного коровника. Коров там не держали лет уже пятнадцать, бетонные перекрытия соседствовали с почерневшими от времени деревянными балками. С потолка ржавыми железными прутьями висели остатки механизированных кормушек. Михаил открыл дверь 'Шевроле' и за руку вытянул меня наружу. Легкие туфельки тот час утопли по подошву в весенней грязи.
– Шагай, – велел он.
– Куда? – спросила я, недоумевающая, что от меня ему нужно.
– В коровник, ступай! – и он легонько, для понятия, толкнул меня в спину.
Я покорно пошла к коровнику. Войдя внутрь, я увидела, что крыша коровника во многих местах прохудилась, и неяркое солнце просвечивает сквозь ребра черепичной крыши. Михаил подвел меня к первому стойлу.
– Руки вперед вытяни, – приказал он.
Я вытянула. Михаил достал ленту скотча, обмотал им мои скрещенные запястья и протянул металлическую цепь, продетую в кольцо на бетонной стене стойла.
Унизительно чувствовать себя животным, я хотела разреветься, но не позволила себе, берегла силы.
– Готово! – крикнул он вглубь коровника, и вышел наружу. Я с усилием вглядывалась в темную половину, стук каблуков по бетону, запах дорогих духов, я уже знала, кого увижу через несколько секунд. Натали вышла на освещенную часть коровника. Она улыбалась от удовольствия.
– Чего только не сделаешь ради мести. Не думала, что когда-нибудь побываю здесь.
Но уж очень мне хотелось, чтобы ты загнулась в коровнике, где тебе самое место, – она засмеялась нервным смехом, перешедшим в глухой кашель. – Ну и где твой защитничек?
– Не надо, Натали, это преступление, – предупредила ее я.
– Преступление – это то, что ты сделала со мной. Обманула доверие, украла Станисласа, насмеялась надо мной!
– Легко украсть то, что тебе не принадлежит.
– Станислас мой! – ее уверенности можно было позавидовать.
– Натали, ты была замужем! – напомнила я.
– Я и сейчас замужем! – Натали подошла ближе, и, стараясь больнее задеть меня интимными подробностями, сказала. – Когда Станислас впервые увидел меня, я была замужем. Когда Станислас лапал меня в коридорах отцовского дома, я была замужем.
Когда он на отцовской постели занимался со мной любовью, я была замужем. И что же Станислас? Станислас – ангел невинный, а я демон, развратительница сына. Где справедливость? Станислас должен достаться мне! Мы заслуживаем друг друга.
– Я не выгораживаю Станисласа, Натали! Я не хочу неприятностей тебе. Остановись.
– Нет. Не будет тебя и твоего ублюдка, и он опять будет мой.
Натали замолчала, увидев приближающегося Михаила.
– Я не ослышался? Вся эта драча для того, что бы вернуть зажравшегося фраера? Ты мне что обещала? – он надвигался на Натали, от гнева его молодое лицо будто постарело, посерело и разрушилось морщинами.
– Не слушай ее, Миша! Она все врет, – Натали сделала попытку перевести стрелки на меня.
– Я ее не слышал, я тебя слышал, – он схватил Натали за шею, сильные пальцы уперлись в узкие скулы женщины. – Подставила меня, на мокруху подписала, курва.
Ты знаешь, что за беременную бабу будет? Я на кичу, а ты к фраерку под бочок – утешать, про Мишу не вспомнишь. Сама будешь за свои дела отвечать, я чужой грех на душу не возьму.
Отшвырнув от себя Натали, Михаил прошел в стойло, задрав брючину, вынул из ножен, пристегнутых к ноге, армейский нож. Подойдя ко мне, распутал цепь, и хотел освободить сцепленные руки. Он стоял к ней спиной, не видел ее лица искаженного нечеловеческой злобой и ненавистью. Натали видела, как мое освобождение становиться все реальней и реальней. Она поняла, что затрачено столько усилий, и все впустую, что напрасна принесенная ею жертва, когда, закрыв от отвращения глаза, она отдавалась Михаилу и обещала ему, все, деньги, любовь, свободу, ради призрачной мечты освободить Станисласа от меня. 'Не дай этой корове победить себя, Натали!' кричали ее глаза. В руке Натали, сверкнув неровным изломанным краем, оказался кусок оконного стекла, и, издав звериный рык, она накинулась на Михаила, режущего ленту скотча на моих руках. Произошла короткая схватка, во время которой я пыталась самостоятельно выпутаться. Натали и ее сообщник, отпрянули друг от друга, словно удивившись, как такие добропорядочные люди могут совершать такие страшные поступки? Михаил стоял, прижимая рукой располосованное стеклом плечо, когда Натали без звука упала ему под ноги. Потеряв свое изящество, она лежала бесформенной кучкой на бетонном полу коровника.
Михаил схватил меня под не распутанные до конца руки и быстро вывел из коровника.
Усадив меня на переднее сиденье 'Шевроле', молча вывел машину на проселочную дорогу. Из его разорванного плеча кровь била пульсирующим родником, на его брюки, коробку передач и мое сиреневое платьице. Ухабы проселочной дороги и стекающая кровь Михаила довели меня до обморока. Когда я открыла глаза 'Шевроле' стоял на загородном шоссе, окруженный автомобилями с воющими сиренами и к нам со всех сторон бежали люди. Я увидела Станисласа с перекошенным от страха лицом и успокаивающе улыбнулась ему через стекло. Он сдернул дверь и закричал, словно раненый зверь, увидев все в крови мое платье. Я не успела ничего сказать, как очутилась на его руках, нас тут же окружили медики. Они отгоняли Станисласа, но он упорно держал меня за испачканную чужой кровью руку.
– Это не моя кровь, Михаила, помогите ему! – говорила я санитарам и Станисласу.
– Берегите силы! – советовали мне они.
Я спорила с ними и так разволновалась, даже больше чем в коровнике и почувствовала, как по моим ногам потекла теплая жидкость.
– Воды отходят! – крикнул врач.
– Успеем? – спросил его с надеждою перепуганный на смерть Станислас.
