– Из какой части?
Очередная пауза, словно Камау не хотел отвечать.
– Из Кении, под Найроби. Теперь нам следует…
– Рядом с колыбелью современного человечества. По-моему, весьма подобающе, что в нашу экспедицию, разыскивающую единственного африканца, изменившего историю, направившего человечество на его путь, входит представитель Восточной Африки.
Камау развернулся, направив луч фонаря Янусу в лицо.
– Надо хранить молчание.
– Ладно, ладно, – ученый вскинул руки, чтобы защитить глаза.
В другом уголке катакомб доктор Чанг шел чуть впереди Шоу. Британский солдат заставил того идти первым.
– Для безопасности, – пояснил он.
Остановившись, Чанг развернулся, направив фонарь в лицо Шоу.
– Вы записываете наш путь? – спросил он.
– И бросаю хлебные крошки, доктор. Ступайте.
Фонарь освещал лицо Шоу лишь наполовину, и в этот миг Чанг подумал, что этот тридцатилетний мужчина на мгновение будто стал моложе.
И это лицо – это юное лицо – было знакомо Чангу. Где и когда он его видел?
Годы, десятилетия назад… Сразу же после того, как он извлек Кейт из тела матери, из трубы…
В его воспоминании возник Говард Киган, директор «Часовой башни» и один из двух членов Совета Иммари, сидел за массивным дубовым столом в своем кабинете. Чанг нервно ерзал в кресле напротив него.
«Я хочу, чтобы вы дотошно осмотрели мальчика, которого извлекли из трубы. Его зовут Дитер Канн, но теперь мы зовем его Дорианом Слоуном. У нас возникли проблемы с… акклиматизацией».
«А он…»
«Это вы мне скажите, что с ним не так, доктор, – нацелил Киган палец на Чанга. – Не проглядите ничего. Просто проведите полный медосмотр и возвращайтесь сюда, понятно?»
Окончив осмотр, ученый вернулся в кабинет Кигана, заняв то же место перед колоссальным столом, открыл свой блокнот и принялся зачитывать отчет. «Физически вполне здоров. На два сантиметра выше средней нормы для своего возраста. Несколько свежих синяков. Пара крупных шрамов, тоже недавних
«Нет, Господи, помилуй, доктор! Это
«Боюсь, что я не…»
«Послушайте меня. Шестьдесят лет назад, когда он отправился в эту трубу, он был милейшим ребенком на свете. А когда вышел, стал коварным, как чертов змей. Буквально на грани социопатии. Эта труба что-то сотворила с ним, доктор, и я хочу знать, что именно».
Чанг сидел без движения, не зная, что сказать.
Боковая дверь кабинета с грохотом распахнулась, и в нее вбежал Дориан.
«Выйди, Дориан! Мы здесь работаем».
Вслед за Дорианом вбежал другой мальчик, с ходу налетев на него. И выглянул из-за плеча Дориана. Вот оно, это лицо…
Оба мальчика ретировались, закрыв тяжелую дверь за собой.
Откинувшись на спинку кресла, Киган сжал переносицу двумя пальцами.
Молчание стало для Чанга невыносимым.
«А второй мальчик…»
«Что? – подался вперед Киган. – А, это мой сын Адам. Я воспитываю Дориана, как его брата, в надежде дать ему ощущение стабильности, семейного тепла. Собственная семья Дориана мертва. Но… я смертельно боюсь, что мрак Дориана, его болезнь, заразит Адама, испортит его. А это и
Чанг перенесся обратно в каменный коридор, воспоминание угасло, вернулся тусклый свет. Он поглядел на Адама Шоу, ту половину лица, которая была видна. Да, это он. Сводный брат Дориана. Сын Кигана.
– Чего? – спросил Шоу.
– Ничего, – Чанг попятился на шаг.
– Вы что-то услышали? – Шоу поступил к нему в упор.
– Нет… я… – Чанг лихорадочно подыскивал слова, какую-нибудь отговорку. «Думай. Скажи что-нибудь».
Шоу медленно улыбнулся.
– Вы ведь помните меня, не так ли, Чанг?
