– Таким образом, закон не будет нарушен. Что и входит в твои обязанности.
– А также я получу энное количество семей, у которых не будет возможности прокормиться, потому что их мужчины и женщины либо умрут, либо потеряют места со скверным клеймом. Сколькими мы пожертвуем ради закона? Сотней? Двумя?
Голос звучал монотонно, без эмоций. Жераль был расслаблен. Знал, что говорит.
– А насколько мала вероятность, что новые продолжат плевать на закон? Или что не удержат организацию на плаву? Нет… – Кованый нос сапога качнулся. – В конечном счете мы получим одно и то же. Разлаженную систему. Голодные семьи. Больные выводки. Бунты. А кто-то умрет… – Жераль смежил веки и поднял гладко выбритый подбородок, будто обращаясь к Зуллyру. – К примеру, какая-нибудь женщина. Допустим, она должна была выносить и родить того ребенка, который придумает, как сделать все то, что творится вокруг тебя и меня, лучше… – он помедлил, – так какой колокольчик придержим, Миаль? Чтобы остановить то, что начало звенеть, требуя помощи, и не заткнется, пока не сдохнет?
Паолино вздохнул. В вопросе не было ничего нового. Просто его собственная кигнолла давно уже состояла из всего пары колокольчиков. Ему многое казалось простым. Даже слишком.
– Справедливость должна быть справедливостью.
Жераль глухо рассмеялся:
– Да. Но представь, что вместо организации – Синедриoн. Или Длань. А как жить с отрубленной рукой? Возможно, тебе придется проверить и это… – его глаза блеснули. – Желаешь?
– Если бы это входило в твои планы, – Паолино приподнял кисть и пошевелил пальцами, – руки у меня бы уже не было.
Жераль плавно поднялся, потянулся. Наблюдая за ним, Паолино поймал себя на том, что ждет удара. Но его не последовало.
– Ты спокоен, – опускаясь обратно, лениво изрек ки. – Потому, что не знаешь, что они с тобой сделают?
– Потому что знаю достаточно хорошо. Вот только…
– Что?
Впервые пришлось отвести взгляд:
– Мне жаль моих сирот. Они наверняка тревожатся. Если, конечно… – он снова посмотрел на Жераля, – они невредимы, хоть кто-то из них.
– Я не отдавал этого приказа, – произнес ки быстро и даже нервно, сцепляя пальцы в крепкий замок у груди.
Паолино лишь усмехнулся: «Конечно, не отдавал. Всё намного сложнее, но это тебя не касается».
– Это был особенный туман, Грэгор.
Об остальном можно было и умолчать, по крайней мере, сейчас. Отвлекая внимание, он спросил:
– А в тот раз? С
– Я тут ни при чем, – отрезал Жераль. – Массовые убийства – совершенно не мое хобби. Предпочитаю лыжи.
Паолино кивнул. Жераль поднялся, пересел на край постели и понизил голос:
– Кое-что еще должно тебя волновать, Миаль. Я уверен: волнует. Тебя ищут.
– Кто же?
– Возможно, даже… Деллав?ссо, – вкрадчиво прошептал ки. – Они живы.
В горле пересохло.
– Откуда ты знаешь?
– Зверь сопротивляется. Он в своем уме. Я видел его недавно, Миаль, он чист от дрэ. – Подождав ответа и не получив его, Жераль продолжил: – Пойми. Что-то готовится. И никто из тех, кому дорога твоя шкура, не пострадает при одном из двух раскладов. Первый – ты будешь свободен и дашь о себе знать. Второй – ты окажешься мертв. Думаю, ты понимаешь, что предпочел бы я.
Даже сквозь одеяло и одежду он чувствовал идущий от ки холод. Снаружи они все были холодными, даже полукровки. Пламя пряталось внутри.
– У меня нет ответов, Грэгор. Все в прошлом.
– В твоих интересах, чтобы сейчас ты лгал.
Голубоглазых ки не существует, Паолино знал. Чистокровные желтоглазы, зеленоглазы, красноглазы. Сочетание, увиденное Миалем, было жутким и одновременно завораживающим своей неестественностью.
Пока сосед стоял, привалившись к косяку, и осматривал комнату, он моргнул раз или два, не больше. Веки были тяжелыми. Горло периодически подергивалось, будто там что-то перекатывалось, – это казалось отвратительным. Но Паолино долго глядел на него не отрываясь и наконец первым произнес:
– Привет.
Сосед постоял еще некоторое время, потом бесшумно прикрыл дверь и направился вперед. Каждый шаг был мягким, быстрым, четким. Полукровка даже двигался как ящерица, и невольно Миаль присмотрелся.
– У таких, как я, нет хвостов.
