И так они подошли к Евхаристии.
Лазарь возгласил на латыни:
— Кровь нашего Господа Иисуса Христа, пролитая за тебя, сохранит тело твое и душу для Жизни Вечной. Причастись ея в память, что Кровь Христова пролита за тебя, и будь благодарен.
Высоко вознес древний потир, дабы все они могли взглянуть на источник своего спасения.
Рун ответил вместе с остальными и встал в очередь, чтобы получить Святое Причастие.
Когда же он предстал перед Воскрешенным, Лазарь встретился с ним глазами, и чуть заметная улыбка засветилась на его лице.
— Причастись, брат мой.
Рун запрокинул голову, и Лазарь влил вино в его уста.
Корца наслаждался шелковистостью жидкости, заструившейся в горло, разбегаясь по членам. Нынче ночью она не обожгла. В сию священнейшую из ночей наказания нет даже для таких, как он.
Только Его любовь.
Томми перещелкивал каналы на крохотном телевизоре Элисабеты. Все до единого показывали празднование Рождества по-итальянски. И так весь день — смотреть совершенно нечего. Он со вздохом выключил аппарат.
Элисабета сидела на софе рядом с ним прямо, будто аршин проглотила. Он ни разу не видел, чтобы она сутулилась, да и ему поблажки не дает.
«Обе стопы должны быть на полу все время», — сурово наставляла она его.
— Нежели ты ожидал других программ? — осведомилась она.
— Не ожидал. Надеялся.
Кроме всего прочего, он — иудей, и этот праздник не справляет, да и Хануку пропустил. Единственное напоминание о празднике ему пришло с самой неожиданной стороны — рождественская открытка, присланная Григорием Распутиным. Русский каким-то образом проведал, что Томми остановился в апартаментах в Ватикане.
Элисабета нахмурилась, обнаружив открытку, приклеенную скотчем к дверям апартаментов. На конверте было написано: «Счастливого Рождества, мой ангел!» На открытке был изображен ангел с золотым нимбом.
Томми так и не понял — то ли это угроза, то ли шутка, то ли искреннее поздравление от всей души.
А учитывая, что это за личность, —
Он отдал пульт Элисабете, но та отложила его на кофейный столик. Томми научил ее пользоваться ПДУ, и она схватывала все буквально на лету. Ей хочется узнать о современном мире всё-всё, и Томми с радостью взялся ее учить.
Покинув египетскую пустыню, он в конце концов попал в Рим, в апартаменты, предоставленные Церковью. С момента возвращения ему уже несколько раз делали анализ крови, но в целом все оставили его в покое. Ведь теперь он обычный сирота. Ему предлагали другую временную квартиру до возвращения в Штаты, но он предпочел остаться с Элисабетой.
— Хочешь научиться пользоваться микроволновкой? — от скуки предложил он.
— Разве микроволновка не есть приспособление для стряпни? — она поджала губы. — Сие работа для слуг.
Томми поглядел на нее, приподняв бровь. Ей явно нужно узнать о современном мире куда больше, чем просто познакомиться с техническими достижениями.
— А ты не думала, что тебе придется готовить самой?
Взгляд ее омрачился.
— С какой это стати мне тратить время на подобные пустяки?
— Жить здесь вечно ты не сможешь, — обвел он комнату жестом. — А когда съедешь, тебе придется найти работу, зарабатывать деньги и готовить для себя.
— Церковь не намерена меня отпускать, — возразила она.
— Почему? Меня-то они отпустили. — Его отправят к тете и дяде в Санта-Барбару, чете, с которой он едва знаком.
— Ты всего лишь дитя. В тебе они угрозы не зрят. А посему отправляют тебя в эту Калифорнию без опаски.
Томми вздохнул, стараясь не ныть. Элисабета ненавидит, когда кто-нибудь жалуется. И наконец выпалил:
— Я не хочу уезжать!
— Ты должен, — обернулась она к нему.
