— Сделайте это.
Кивнув, Эрин провела лезвием по ладони. Она вздрогнула от боли, но не потеряла спокойствия. Запах свежей крови, движимой ровным биением живого сердца, заполнил маленькую часовню.
Элизабет почувствовала, как вздрогнули оба сангвиниста, вдохнув этот запах. Их тела, все еще не исцелившиеся от ран, умоляли о глотке жизни, которая таилась в алой лужице собравшейся в горсти у Эрин. Графиня тоже чувствовала этот запах, глубоко вдыхала его сладость, но она боролась со своей природой не так долго, как эти двое. Она могла выдержать это.
«И эта кровь предназначена не мне».
Эрин склонилась над обнаженным телом Руна. Она обмакнула пальцы в алый родник на своей ладони и, протянув руку, осторожно нанесла свою горячую кровь на холодную кожу раненого. И вновь плоть Корцы содрогалась при каждом прикосновении, но эта боль была порождена не болью.
Это было наслаждение.
Губы его приоткрылись, с них сорвался тихий стон.
Элизабет вспомнила, как давным-давно такой же стон раздавался у нее над самым ухом, когда она лежала под ним, в его объятиях...
Эрин продолжала свою работу, она действовала методично, не пропуская ни единой раны. Наконец она посмотрела на неровный обрубок кости, окруженной рассеченными мышцами, из которых медленно сочилась черная кровь. Повернулась к Элизабет, словно испрашивая дозволения.
Та чуть заметно кивнула.«
Сделай это».
Эрин здоровой рукой помассировала свое предплечье, сцеживая в ладонь побольше крови. И только когда из переполненной горсти потекли алые струйки, она накрыла этой ладонью руку Руна, вливая свою жизнь в эту жестокую рану.
Корца вновь содрогнулся, выгибая спину. Эрин продолжала прижимать ладонь к обрубку его руки.
Из его груди вырвался крик — вопль экстаза, столь неистовый, что София отвернулась прочь.
А может быть, монахиня просто не желала видеть куда
более явного признака того, что Рун сейчас испытывал животное наслаждение? Набедренная повязка почти не скрывала его восставшее естество — свидетельство того, что внутри этого зверя таился мужчина, похоть которого так и не смог до конца обуздать белый воротничок, символ его сана.
Элизабет помнила и это тоже: она сейчас пребывала в глубоком прошлом, чувствуя его в своем лоне, когда двое становились одним...
Когда Рун вновь рухнул на каменный пол, Эрин наконец убрала руку. Все тело Корцы чуть заметно вздрагивало, изнуренное, но явно обновившее свои силы. Множество мелких порезов закрылись. Даже обрубок руки перестал кровоточить, и кость уже затягивалась плотью.
Христиан выдохнул.
— Думаю, он выживет... если еще отдохнет.
Даже София признала это:
— Вино должно помочь ему завершить путь к исцелению.
Эрин все еще стояла на коленях. Джордан подошел к ней и начал перевязывать ее целительную рану. Женщина вверилась его ласковой заботе.
— Его рука... — спросила она, глядя на Руна. — Она... когда-нибудь...
Джордан договорил за нее твердым голосом:
— Она когда-нибудь отрастет?
— Со временем... за много месяцев, если не лет, — ответил Христиан. — И для такого чуда ему понадобится долгий покой.
— И как это скажется на наших поисках? — поинтересовался Джордан.
Ни у кого не было ответов, только еще больше вопросов.
— Мы даже не знаем, куда двигаться, — произнесла София, и в голосе ее звучало поражение. — Во всей этой бойне мы не узнали ничего.
Эрин покачала головой.
— Неправда.
Все взгляды обратились на нее. Она уверенно сказала:
— Я знаю, что мы ищем.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Христиан.
— Дайте минутку...
Эрин встала. Джордан поддержал ее, но она высвободилась из его рук. Ей нужно было проложить некую дистанцию между собой и им, да и остальными тоже. Женщина вздрогнула, вспомнив, что ощущала, когда держала Руна за обрубок руки. На протяжении нескольких вздохов она чувствовала его томительную страсть, его болезненное вожделение, разрушительное наслаждение от ее крови, вливающейся в его жилы, растворяющейся в нем, от
