рожицы.
Лешие, что ли?
Яромир тоже стал выглядеть иначе. Он как будто представал в обоих обликах разом, да еще третьем – промежуточном. Человек плавно переходил в волколака, а волколак – в волка. И его тоже окружило марево – только поцветнее, побогаче, чем у растений.
Манящий золотой шарик привел Ивана на самый полуденный край Буяна, где лес редел, а там и вовсе сменялся лугом. Здесь стояли высокие изумрудные травы, а в воздухе витали душистые ароматы. Пошатываясь, Иван добрел до искомого места, снова вытянул руку и промямлил:
– Вот он… Здесь…
И едва он это сказал, цвет папоротника выскользнул из руки, истаивая сухой пылью. Все дивные видения тоже рассеялись, мир снова стал обычным и прежним. Остался только золотой шарик – но и он тут же преобразился, обернувшись… барашком!
Самый настоящий барашек – уж не ягненок, но еще не взрослый баран. Руно не белое, не серое, а золотое, искрящееся. При виде Ивана с Яромиром он насмешливо заблеял и поскакал прочь.
– Хапай его, хапай! – выкрикнул Яромир. – Убежит ведь!
Хотя далеко барашек не убежал. Так и кружил по лугу, вертелся на одном месте – не даваясь, впрочем, в руки. Иван с Яромиром заходили с разных сторон, а барашек все юркал между пальцев, струился ручейком.
– Валюсь, рассыпаюсь! – ехидно блеял он. – Валюсь, рассыпаюсь!
– Вались, рассыпайся! – гаркнул Яромир, ударяя наотмашь.
Барашек издал визгливый писк, подпрыгнул в последний раз, метнулся в сторону и… рассыпался. Рассыпался звонкими медяками. Было их тут не меньше пуда, но все сплошь медь – а медь дешева. Вряд ли водяной согласится принять такое вместо обещанных сорока пудов злата.
Иван взял одну монету, повертел – медяк и медяк. Старый совсем, покрытый патиной. На одной стороне вычеканен колос, на другой – чья-то голова со стрижкой под горшок.
– Обол это, греческий, – сказал Яромир, тоже осмотрев медяк. – Да древний какой! Таких уж лет с тыщу не чеканят, наверное.
– И это что – все?! – обиженно отшвырнул дурацкий обол Иван.
– Для дурака – все. А мы здесь копать будем – сам клад на глубине сокрыт.
– А-а-а… – протянул Иван. – А баран этот… э-э…
– Да то блазня была, – равнодушно ответил Яромир, очерчивая на земле новый круг. – Они часто клады стерегут. Рой давай.
Рыть оказалось не так-то просто – лопат, как и косы, в дорогу не прихватили. За неимением лучшего Иван ковырял землю Самосеком – умный меч аж вибрировал от возмущения. Яромир, у которого был только нож, оборотился волком и принялся работать просто лапами.
– Покуда копаем – не оглядывайся ни в коем разе, – предупредил оборотень. – И читай молитвы про себя.
– Какие?
– Да как всегда – любые, какие знаешь. Любым богам, без разницы. Тут любая защита лишней не будет.
Иван послушно принялся бормотать все, что приходило на ум. И не оглядывался, конечно. Но слышать ничего особенного не слышал – видимо, клад бесов интересовал не так, как цветок папоротника. Или они просто торчали за спиной молча, выжидая, когда Иван обернется… от этой мысли по коже пробежал морозец.
Рылось медленно, трудно. С вечера не съевший ни крошки Иван втихомолку бурчал. Спать тоже хотелось все сильнее, но солнышко поднялось уж высоко, а водяной дал времени только до вечера. Не полентяйничаешь тут.
Когда яма стала уж в полсажени глубиной, на ее краю показалась усатая кошачья морда. Баюн, всю ночь дрыхнувший в дупле, разыскал своих ненавистных спутников и принялся любопытничать, чем это они занимаются. Услышав, что клад копают – тут же взялся глумиться.
– Клад захотели найти! – противно фыркал котейко. – Золото до добра не доводит, дурачье! Вот знаешь ли сказку про царя Мидасиуса, у которого даже говяшки были золотые?
– Не-а, – утер нос рукавом Иван.
– А вот послушай!
Баюна дважды упрашивать не понадобилось. С удовольствием стал говорить сказку о жившем в стародавние времена царе, что однажды обидел игравшего на жалейке Даждьбога, гадостей всяких о нем наплел, за что крепко схлопотал. Зато Ярилу он, наоборот, порадовал – вернул ему сатира- виночерпия, который с пьяных глаз заблудился в лесу. Ярило так оказался за то благодарен, что пообещал Мидасиусу выполнить любое желание – ну а тот не придумал ничего умнее, как пожелать, чтобы в золото превращалось все, чего он коснется.
– Ишь ты, хитрый какой! – восхитился Иван.
– Точно, хитрый, – усмехнулся Яромир. – Прямо как ты…
– А чего? – не понял Иван. – Что не так-то?
– Нет, ну поначалу-то Мидасиус был очень даже рад открывшимся возможностям, – воодушевленно излагал Баюн. – Казна теперь пустовать точно не
