поблукал-поблукал, да так и помер там, в чаще. От голода, видать. А потом уж сам лешим стал – только неправильным, не как остальные. Потому и зимой не спит, и леса собственного у него нет – по чужим шастает.
Аука за деревьями надрывался все отчаяннее, явно стараясь подманить к себе людей. Яромир, которому это порядком надоело, ухватил Баюна за шкирку и велел:
– Ну-ка, кошак, подай голос погромче.
Баюн матерно замяукал… и Аука тут же замолчал. Будто мешком его накрыли.
– Чего это он? – не понял Иван.
– Лешие кошачьего мява сильно не любят, – сказал Яромир. – Им это как ножом по сердцу.
– Чего это они?
– Дураки, – мрачно ответил Баюн. – Тупые ограниченные дураки. Суки.
– Ладно тебе, киса, не злись, – хмыкнул Яромир. – Пошли, Вань, вон уже опушка.
Вышли они не там, где заходили – уж Манила постарался. Почти целую версту теперь придется сделать лишнюю, чтобы просто вернуться к прежнему месту. Яромир с досадой подумал, что так они к вечеру до Киева-то и не доспеют…
С этого края леса берегов Днепра уже было не видать. Среди полей петляла заснеженная дорога. Далеко впереди тащился какой-то возок, а больше нигде ни души.
– Яромир, ну ты что, в волка-то перекидываться будешь? – нетерпеливо спросил Иван.
– Да тут уж места людные, чего зря народ полошить… Пешком добредем…
Иван скуксился. Идти пешком ему не хотелось – очень уж привык разъезжать на гигантском волке. Но Яромир и впрямь неспешно зашлепал босыми ногами, а Иван удрученно поплелся следом.
Но шли они так недолго. И ста саженей не преодолели, как Яромир встал столбом.
– Что там?.. – начал Иван, но осекся.
По дороге мчался вихрь-воронка. Не совсем пылевой и не совсем снежный, а что-то посередке. В три человека ростом, издающий тягучий вой, он подходил все ближе и ближе.
Глядя на этакое диво, Иван медленно достал лук. Потом поднес его ко рту и откусил кусок. Во рту стало разом горько и сладко.
– Хороший лук в этом году уродился, – сказал Иван, выбрасывая корешок. – Ты не хочешь, котейка?
– В дупу себе этот лук засунь, – огрызнулся Баюн.
Вихрь подступал все ближе. Яромир отодвинул Ивана себе за спину и негромко предупредил:
– Не подходи к нему, каженником станешь.
– Чего?.. Кем?.. – не понял Иван. – Это что, Яромир?
– Не что, а кто. Встречник.
– Ага, – деловито кивнул Иван, берясь за Самосек.
– Да ты погоди пока – может, еще миром разойдемся.
Яромир поднял руку и отчетливо произнес, не сводя глаз с ветряной воронки:
– Вихрь-вихрь, тебе одна дорога, мне другая.
Встречник не отвернул. По-прежнему шел прямо на княжича с волколаком. Баюн в котомке заворочался, утробно завыл.
– Не разошлись миром, – вздохнул Яромир. – Ну как знаешь, не хули меня только потом.
Он резко взмахнул рукой. В центр вихря словно вонзилась блестящая искра – зачарованный нож оборотня. И теперь уже вихрь задергался и завыл, а потом… рассыпался.
Вместо него появился мелкий шиш, пригвожденный к дороге. Головенка с кулачок, нос длинный и вертлявый, из губ грязная брань так и сыплется.
– Ах вы ж содомиты поганые! – пискнул шиш. – Смерды, холопы, чернь!.. Посмели же, рукоблудцы бесштанные!.. Я ж вас, козявок, зело поражу ща!..
– Чего сказал?! – шагнул вперед Яромир.
– Пфуй на тебя, кал писюнявый! – фыркнул шиш, вырывая нож из ноги и проваливаясь сквозь землю.
Яромир подобрал свой нож и задумчиво повертел его в руках.
– Неладно… – пробормотал он.
– Что неладно? – спросил Иван.
– Да все неладно. То Манила, то Аука, теперь вот встречник… Что-то многовато нечисти нам сегодня попадается… Не иначе, насылает кто-то…
– А кто?
– Да поди знай. Может, сам Кащей. Может, баба-яга середульняя. Может, Пущевик… хотя этот дрыхнет.
