– Алка! – он широко раскидывает руки и я, как в детстве, бросаюсь ему на грудь.
– Пап, привет, ужасно соскучилась!
Отец целует меня в волосы, и я чувствую себя маленькой девочкой. Но мы не одни, и он первым обращает внимание на чужака.
– Знакомься, это Костя, мой… товарищ, – представляю я спутника.
– Здравствуйте, Константин, – протянул руку отец, – зовут меня Геннадий, отчества не надо.
Костя широко и искренне улыбается, крепко пожимает отцовскую ладонь – знает, как очаровать озабоченного появлением 'товарища' родителя.
– Приятно познакомиться.
Обнимая меня за плечи, и шагая по дорожке выложенной терракотовой плиткой, отец повел нас к дому. Вокруг цвели обожаемые мамой кусты роз, одуряюще пахли лилии, жужжали осы над блюдцем с собранной клубникой, забытом на грядке. Вдруг отец остановился, и, внимательно глядя в глаза гостю, спросил:
– Как вы считаете, Константин, то, что она занимается, не побоюсь этого слова, проституцией… это нормально?
Приехали. Часто отец сравнивал мою работу с проституцией, мол, за деньги 'желтки' на все готовы, вот и сейчас решил узнать, как товарищ относится к моему труду в мега-холдинге.
Надо отдать должное Константину – со ступором он справился быстро.
– И я ей говорил… молодая, красивая… – дальше у него не пошло, потому, что не знал мой 'товарищ', как вывернуться из щекотливой ситуации, а вдруг я ляпну, что он не возражал, и даже предлагал 'присмотр'.
– Кто же должен, по-твоему, заниматься тем, что противопоказано молодым и красивым? – не удержалась я, собираясь выяснить Костину позицию в этом вопросе.
– То есть ты не против самого явления? Да ты ханжа, мой друг!
– Алла, дело не в возрасте, – вступился за него отец, – но начинать жизненный путь со скользкой дорожки, это слишком. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь.
– Постараюсь, пап, – пообещала я.
Ну вот, первый этап, можно сказать, прошел нормально, еще бы мама восприняла мое появление с мужчиной правильно.
– Пап, мы очень есть хотим, – сказала я, и добавила, – и Константину надо в обратный путь.
Отец удивленно посмотрел на меня, потом на Костю и произнес:
– Очень жаль…
– Да, да – закивал Костя, видно напугала его перспектива обсуждать мои жизненные перипетии в присутствии родителей, – я очень тороплюсь.
Из-за пышных кустов вокруг беседки, к нам вышла мама. Ее руки в нитяных перчатках держали секатор – подстригала розы.
– Ты все еще забываешь завтракать, – вместо приветствия сказала она, – а это вредно для здоровья.
– Здравствуй мамочка!
– Здравствуй дорогая… здравствуйте, молодой человек.
Мама умеет произвести впечатление – безупречная осанка, благородная внешность, королева, да и только. То ли Костик испугался щелкающего секатора, то ли царских манер моей матушки, но он даже забыл улыбнуться, просто склонил голову в поклоне.
– Мойте руки, завтрак готов, – сказала мама, и я повела оторопевшего Костика к умывальнику.
– Как зовут твою маму? – спросил он, открывая никелированный краник.
– Екатерина Анатольевна, никаких теть Кать, умоляю! – я держала полотенце, и смотрела, как он намыливает руки, как умывает лицо, было в этом что-то деревенское, словно эпизод из старого советского фильма.
– Послушай, а что это за прикол с проституцией? – отфыркиваясь, спросил Константин. – Твои родители, оказывается, знают.
Я подала ему полотенце, и, решив припугнуть, сказала приглушенным голосом:
– Видишь, отец не одобряет, сейчас и от мамы тебе достанется, она считает, что я поддаюсь чужому влиянию, так что бутерброд в зубы, и в обратный путь.
Но Костик не торопился, он с наслаждением вдохнул воздух, пропитанный запахом клубники и свежесваренного кофе.
– Ты меня нарочно запугиваешь, Долли? – с иронией спросил он. – А я, пожалуй, останусь, мне здесь нравится, отец у тебя нормальный мужик, и с мамой я подружусь.
Ох, и хитрец этот Костик, иногда мне кажется, что он специально для меня прикидывается простачком, а сам с подкладкой, то есть с двойным дном. И как у него получалось всегда оказываться там, куда меня отправляла сводня? А? У ресторана, когда я сбежала от Виталика, у дома Сенина, да и надпись 'Парадиз', черным фломастером на листке…
– Ну, ну… – протянула я, оставив размышления на потом. – Подружишься, после того, как расскажешь мне, зачем следил за мной, и откуда узнал, что вечером я буду в Парадизе.
– Что ж ты такая подозрительная, Долли!
– Я не подозрительная, а осмотрительная. Давай, колись, я от тебя не отстану, вопрос стоит о доверии. Могу ли я тебе доверять?
Константин выпрямился, отдал, да что отдал, почти бросил мне полотенце и с обидой сказал:
– Знаешь, я никогда бы… – запнулся, начал снова, – если бы я не беспокоился о тебе, и ты не была мне близка…
– Хм, хм… – недоверчиво хмыкнула я.
– А какого черта, как ты думаешь, я толкусь у твоего подъезда днем и ночью?
– Вот об этом я тебя как раз и спрашиваю, – не дала себя закрутить приятными словами о заботе.
Константин молчал несколько секунд, потом неохотно ответил:
– Я ждал тебя у дома, потом ехал за тобой до Парадиза, ну а потом ты знаешь…
Врет, ну вижу, что врет! А на бумажке зачем написал, боялся не запомнить?
– Шпионил, значит, – вздыхаю я.
– Я бы сказал: присматривал за любимой девушкой.
Все равно правды не скажет, будет выкручиваться, про невесту еще вспомнит, решила я, ну и ладно, сделаю вид, что довольна его объяснениями.
– Пойдем завтракать, родители ждут.
Перебросив полотенце на плечо, я повернулась в сторону беседки, скрытой от нас перголой обвитой диким виноградом. Костик, схватив меня за руку, неожиданно предложил:
– Поцеловала б меня, что ли…
– С ума сошел, – рассмеялась я, – практически на глазах родственников, что-то ты расхрабрился!
Но Костик не стал дожидаться разрешения, и резко притянув к себе прикоснулся к моим губам. Нашему поцелую помешала шальная оса, она запуталась в моих волосах, и я с визгом начала от нее отмахиваться. Костик, топтался около меня, в то время как я подпрыгивала и отчаянно трясла головой.
– Да не крутись ты! – скомандовал он.
– Я боюсь ос! – вопила я.
– Она тебя еще больше боится, – успокоил Константин.
Он остановил меня, освободил пленницу, и, пригладив растрепавшиеся пряди, повел на взволнованный голос мамы:
– Что случилось?
Выведя меня из-за перголы, Костя предъявил полурастрепанную и раскрасневшуюся дочь родителям. И кто бы не заподозрил близости в наших отношениях?
– Все в порядке, – заявил он, усаживая меня в плетеное кресло у стола, – оказывается, Алла боится ос.
– И всегда их боялась, особенно в детстве, – подтвердил отец, и рассказал историю, которую очень любил вспоминать. – Как-то раз мы ехали с дачи, а в машину залетела оса, и забралась ей под платье… Алка принялась ее изгонять, да так кричала и махала руками, что я думал мы съедем в кювет. Оса, недолго
