— Я уже исключил бы любого другого студента. Знаешь, раньше мне приходилось выгонять даже сыновей кавалер-сенаторов. Я отчислил из Армедиуса внучатого племянника самого монарха. Но на твой счет я всегда медлил. Как думаешь, почему?
— Потому что учителя считают меня смышленым?
— Едва ли. Твои умственные способности как раз и есть причина для отчисления. Не слишком умный, но трудолюбивый ребенок симпатичен мне гораздо больше, чем обладающий огромным потенциалом, но тратящий его впустую.
— Ректор, я стараюсь, правда. Я…
Йорк вскинул руку, прерывая его.
— По-моему, в прошлом году у нас уже состоялся похожий разговор.
— Да, сэр.
Йорк помолчал пару секунд и вытащил листок бумаги. На нем было множество официальных на вид печатей — явно не направление на дополнительные занятия. Бланк на отчисление.
Джоэл ощутил прилив паники.
— Причина, по которой я дал тебе еще один шанс, Джоэл, заключалась в твоих родителях. — Йорк взял ручку с подставки на столе.
— Ректор, — проговорил Джоэл, — теперь я понимаю, что мне…
Йорк снова прервал его жестом. Джоэл чувствовал, как ректор сдерживает раздражение. Что делать, если он не позволит ему объясниться? Прошлой темной ночью безумный план казался толковым и смелым. Теперь же Джоэл беспокоился, что задуманное вот-вот пойдет прахом.
Ректор начал что-то писать.
— Я намеренно засыпался на этом экзамене, — сказал Джоэл.
Йорк поднял глаза.
— Я дал заведомо неверные ответы.
— И зачем, во имя всего святого, ты так поступил?
— Хотел завалить предмет, чтобы меня отправили на дополнительные занятия по истории.
— Джоэл, — сказал Йорк, — ты мог просто попросить профессора Кима, если хотел присоединиться к его летнему курсу.
— На его курсе будут изучать европейскую культуру во время чо-сенской оккупации, — ответил Джоэл. — Мне было нужно завалить именно историю рифматики, чтобы в итоге попасть на соответствующие занятия для отстающих.
— Ты мог бы обратиться к одному из профессоров с просьбой подтянуть тебя, — строго заметил Йорк. — Недобросовестность при сдаче экзаменов неприемлема.
— Я пробовал, — сказал Джоэл. — Профессор Фитч ответил, что обычным студентам нельзя заниматься с профессорами рифматики.
— Ну, я не сомневаюсь, что профессор Ким мог бы организовать какой-нибудь отдельный курс по… Ты обратился к Фитчу?
— Да.
— Но он рифматист!
— В этом все дело, сэр. — Как же еще объяснить? — На самом деле мне не так уж интересна история. Я хочу изучать рифматические линии. Мне кажется, что, если бы у меня получилось добиться индивидуальных занятий с профессором Фитчем и втянуть его в разговор о рифматике, то я смог бы поучиться защитам и атакам, несмотря на то что курс должен быть историческим.
Джоэл сглотнул в ожидании насмешки, которой награждали его остальные.
— Так вот оно что, — произнес Йорк. — С точки зрения подростка, в этом, полагаю, есть смысл. Сынок, почему ты не пришел и просто не поговорил со мной?
Джоэл моргнул.
— Ну, все думают, что изучать рифматику для меня — это проявление заносчивости, что я не должен беспокоить профессоров.
— Профессору Фитчу по душе, когда его беспокоят. Особенно, если это студенты. Он — один из немногих настоящих учителей в этой школе.
— Да, но он сказал, что не сможет заниматься со мной.
— Все из-за традиций. — Отложив прежний бланк, Йорк вытащил другой листок и неуверенно оглядел его.
— Сэр? — К Джоэлу начала возвращаться надежда.
Йорк отложил бумагу.
— Нет, Джоэл, — сказал он. — Фитч прав. Существуют правила, запрещающие обычным студентам посещать рифматические курсы.
Джоэл закрыл глаза.
— Однако, — продолжил Йорк, — я только что поручил Фитчу один очень важный проект. Ему наверняка понадобится помощь. И ничто не мешает мне приписать ему в научные ассистенты обычного студента.
Джоэл открыл глаза.
