Китай восстанет к былому величию! Ну а варвары всех сортов займут свое место, у наших ног!
Когда мы выгоним всех иностранцев. Пока вот этих, затем дойдет очередь и до других. Разберемся с предателями. И вернем исконно китайские земли, которые варвары отторгли, воспользовавшись слабостью Китая! А сейчас, убьем вот этих, кто там, впереди — и помните, канальи, кто побежит, того встретят свои же пули!
Так сказал командир полка. Когда вылез из носилок, которые поставили перед строем верные «гвардейцы». У японцев, и по слухам, у русских принято, чтоб командир вел своих солдат в атаку с саблей в руке — чего ждать от варваров, не знающих порядка? Ведь если старший сам занимается тем, что должно поручить подчиненным, какой у него будет авторитет? И кто станет такого командира слушать?
Когда-то Ли Хэпин не был солдатом. А средним сыном уважаемого крестьянина Ли Вэйдуна — который не просто был грамотен, но даже дважды пытался сдать уездный экзамен. И самого Ли Хэпина когда-то забрали из родной деревни не в солдаты, а как носильщика и для работ — но затем генерал (еще не Мо, другой), после очередного сражения велел вписать рабочих в войско. Отказавшихся — казнили. А Ли Хэпин очень хотел жить.
Солдат в Китае, это самое дно. Даже преступники, сидящие в тюрьме, считаются как минимум, не ниже — поскольку солдат часто вербуют именно из них. И сказать «я был солдатом», при достойных людях, значит то же самое, что признаться «я вор, разбойник, убийца». Хотя, как скоро заметил Ли Хэпин, в этом есть и хорошее — ведь падшему до самого низа уже нечего стыдиться! И можно, подобно чиновнику, самом брать у других все, что понравится — еду, одежду, ценности, женщин. И ничего тебе за это не будет! Если конечно, не обидишь своего начальника. Какой высший смысл наказывать того, кому и так суждено умереть завтра — и смерть эта будет вовсе не как подобает достойному человеку, в собственном богатом доме, в кругу своей безутешной семьи?
И вот, пришло время расплаты. Ли Хэпин подумал, не сбежать ли, как дезертировал он когда-то из войска того генерала, кто сделал его солдатом? Но позади уже выстроились «гвардейцы» Мо, сытые, в американских мундирах, и даже с пулеметами. Все верно — лучшие не должны умирать на войне!
Их даже не кормили — сказав, после боя, тем кто заслужит. Приказали оставить вещмешки, для лучшей сохранности. У Ли Хэпина осталась лишь старая «арисака» и четыре обоймы к ней. К его удивлению, в строй пригнали и поставили даже обозных — с бамбуковыми палками. И командир, сидя в носилках, махнул веером — вперед!
Впереди было ровное поле. И где-то в тысяче шагов, проволочная ограда чужой базы.
— Как мы перелезем через проволоку — спросил сосед Ли Хэпина у проходившего мимо взводного?
В ответ удар кулаком в зубы — ты сначала дойди до нее, кусок дерьма! И не задавай мне глупых вопросов!
Не добежал никто. Когда они вышли на поле, с той стороны ударили пулеметы. Причем в их числе были и такие, пуля из которых разрывала человека на куски. А пытавшихся отступить расстреливали пулеметы «гвардейцев». Ли Хэпин не был убит сразу, лежал с перебитыми ногами и разорванным животом — и знал, что никто не будет подбирать раненых, чтобы их лечить, ведь набрать новых солдат куда проще!
Последние мысли были о брате, Ли Юншене, оставшемся дома. И надежда, что хоть его в это смутное время избегнет проклятая участь быть солдатом.
Эпизод из знаменитого фильма «Алый восход», где Ли Хэпин умирает на руках Ли Юншена, после трагического разговора, не соответствует действительности. Лишь через много лет приедет Ли Юншен, генерал Китайской Народной Армии, узнавший наконец о судьбе своего брата, на то самое место, сначала подойдет к обелиску со звездой, на котором высечены русские и китайские имена, а затем пойдет на поле, где безвестную общую могилу давно сровняли с землей, постоит там, о чем-то вспоминая, и выпьет русской водки.
Однако в Китае эта сцена из фильма, ставшая символом той братоубийственной войны, будет считаться столь же исторической, как у нас — Чапаев, плывуший через реку Урал.
— Итак, у макаки Мо ничего не выходит, что и следовало ожидать. Сколько там сдохло желтомордых?
— Мо прислал счет на пятнадцать тысяч убитых. Наш представитель подтвердил — лично видел поле, заваленное трупами. И он пишет, китайцы совсем не умеют воевать! Не было ни артиллерийской подготовки, ни разведки, ни какого-то отвлекающего маневра — лишь собрать толпу, и вперед. Исключительно в надежде, что у русских патроны кончатся раньше, чем свои макакские солдаты. Однако он честно старается — не его вина, что он не умеет воевать!
— А сколько он уложит завтра — пятьдесят, сто тысяч? И нам за всех платить? Видит Господь, я не хотел, но придется… Завтра Синчжун исчезнет с лица земли. Надеюсь, добить уцелевших, даже у воинства макаки Мо хватит умения?
— Мы начинаем большую войну с русскими? Они ведь ответят!
— Генерал, рассуждать о политике, совершенно не ваше дело! Неофициально же скажу — в Вашингтоне решили, что переговоры в Москве пойдут успешнее, если будут подкреплены доказательством нашей решительности! Дипломатия, поддержанная силой, и дипломатия без нее — это совсем разные вещи!
— Я всего лишь предупредил. Но тогда мой вам совет — в ближайшие дни, пока не прояснится, лучше не выходите отсюда, если вам дорога жизнь.
