если янки сгорели от своей же бомбы. А тут следы от пуль, штыков — нехорошо! Тут огнеметы бы — но нету. Так что, Репей, тебе задача — все подорвать, чтоб в фарш. И еще бензинчиком, для правдоподобия. И чтоб поменьше народа о том знало. Чего вылупились — исполнять! Время пошло!
Особист, и прочие присутствующие (не китайцы — для них такое зверство и не зверство вообще), решили наверное, что их командир, это больной на голову, одержимый жаждой убийства. Встречались среди наших и такие, в прошедшую войну — у кого немцы родных поубивали. А что «Скунс», он же «подполковник Куницын» американцев ненавидит больше чем даже фрицев, это все знали уже давно.
И ведь не объяснишь же, что показалось смешным? Как уроженец этого времени, офицер НКВД, сталинский палач — и упрекает человека демократического двадцать первого века, в негуманности и несоблюдении закона?
Ну простите, пиндосы, так уж вам карта легла! За наш девяносто первый — который я надеюсь, тут не случится. И за наших ребят — тех, кто при штурме погиб, в родную землю отправили лечь, когда трофеи вывозили, а кто сегодня, тут похоронить пришлось! И могилу с землей сравнять, чтоб не осквернили (поверху еще гусеницами проехать, и соляркой полить, так ни одна собака не найдет). Ничего — вернемся еще мы сюда, и памятник вам поставим!
Колонна выступила с базы через четыре с половиной часа — один легкий танк, четыре БТРа, шесть реактивных установок, три автоцистерны- заправщика, ремонтная летучка-мехмастерская в фургоне, санитарка и двадцать девять грузовиков и джипов, две зенитки на прицепе. Не прошло и получаса, как в штабную машину запрыгнул «Репей», он же старлей Репьин.
— Командир, беда! У нас один из китаез пропал.
Отстал, заблудился? Один из тех, кто американцев исполняли?! А ты куда смотрел — я ж сказал, чтоб лишних глаз поменьше!
— Командир, ну сколько нас было? А работы выше крыши, надо было по всей базе, все ненужное подорвать, и ловушки поставить, и так, чтобы наши не подорвались уходя! И янки в ангаре бузили, наружу рвались, разбежаться могли! Юншен два десятка своих дал в помощь, ну не справились бы мы иначе! Сначала гранатами зашвыряли, затем штыками проверили, ну и напоследок бочку бензина внутрь и тысячефунтовую авиабомбу, почти пятьсот кило, измучились, пока затолкали! Уже когда отъехали, мне сержант-взводный докладывает, что у него одного бойца не хватает. Я на него ору, ты чего сразу не заметил, и остальные куда смотрели — а он оправдывается, думали что в другую машину сел.
Мать-перемать! Гладко было на бумаге — мы уходим, позади что-то взрывается, Репей нас догоняет, и все путем! Это я, кретин, должен был прикинуть — что ему с восемью человеками всего, кто у нас минно-взрывному делу обучен, ну никак не управиться со всем, что навалилось! Ну а для него ясно, приказ надо выполнять, значит запрячь китайцев, и для погрузки, и для грязной работы. Сержанту из желтых вообще не завидую, как крайнему — если отделается всего лишь разжалованием в рядовые, то ему крупно повезет! А нам что теперь делать — назад уже не повернешь, время уходит! Что хоть про пропавшего известно, в плане морали и убеждений, прочих допросили?
— Командир, так ничем он не выделялся, обычный китаеза! Воинскому делу учился старательно, всяких разговоров не вел. Вспомнили, что он вроде родом из этих мест или откуда-то рядом, так что мог и без измены, а просто до хаты. А может даже, по дури замешкался и внутри остался, когда мы рванули. Ночь же, темно, беготня, а я по-ихнему ни хрена не понимаю. Могло и такое быть.
Мать-перемать, хорошо бы если такое! И ведь Репея жалко — он «местный», в смысле из этого времени, но в нашей команде с сорок второго, еще когда через Неву плыли, на ГРЭС. И до самого конца войну прошел, и на острове Санто-Стефания был, когда Папу Римского из немецкой тюрьмы вытаскивали, и в команде охотников на фюрера тоже, и «водопроводчиков» отряда 731 с ним брали в Харбине, год сорок пятый! Я уж хотел ходатайствовать, чтоб ему звание повысили, с таким боевым путем и заслугами в старлеях несолидно, хотя в сорок втором он вообще ефрейтором был… а теперь не знаю, когда ты капитанские погоны наденешь!
И ничего уже не сделать. Только — скорее вперед. К своим, на север, домой.
Китайцы отходу не препятствовали, как и следовало ожидать. Присоединив дозор «лешего», колонна быстро двигалась на восток. К югу от базы осталась излучина реки, на западе виднелся Тибет (по которым Мао когда-то свое войско Великим походом водил), к северу должны быть горы Циньлин, пониже, но с техникой не пройти. А здесь, в долине, были рисовые поля — самая урожайная культура, только этим, и еще природным китайским трудолюбием можно объяснить, что население здесь еще не вымерло с голода, после сорока лет «эти придут, грабят, те придут, грабят, и куда крестьянину податься?». На поле были заметны согнутые фигуры — война войной, а кушать надо, даже на колонну нашу не смотрят, как в перпендикулярных мирах живем!
Мимо деревень проскакивали на скорости. По виду, как американцы, кто еще тут на машинах может ездить? У местных «генералов» есть что-то вроде своей «гвардии», вполне приличного вида, обмундирована, и даже на технике — как правило, сама не воюет, слишком ценный материал, а как охрана правителя и «заградотряд», чтоб мобилизованное воинство не разбежалось. Но численность ее невелика — пленные говорили, что у генерала Мо, который нас осаждал, было под тысячу таких бойцов, все в штатовской форме, с автоматами «томпсон», даже два танка «шерман» и полдюжины БТР и броневиков имелись, и три десятка автомашин — то есть вся эта сила нам вполне по зубам. И сколько той «гвардии» под атомным ударом сгорело?
Но вот городок на пути. Или большая деревня — нет, будем считать что город, если хоть один-два нормальных дома есть. Понятно, отчего в древнекитайской традиции, крестьянин стоит выше горожанина (в отличие от нас и Европы). Потому что окопались тут в большинстве не честные земледельцы, а всякие паразиты: перекупщики, бюрократы, стража — которые сами закрома не наполняют, а к труженикам присасываются, учиняя
