Я слышу, как Тима судорожно втягивает воздух, ощущаю, как каменеет Лукас рядом со мной. Ро с трудом поднимается на ноги. Биби и Фортис ерзают по полу за моей спиной.
– Старшая сестра, – произносит девочка. – Ты пришла. Я ждала тебя.
– Знаю, сестренка, – просто говорю я, потому что это правда. – Я пыталась найти тебя все это время. Это было нелегко. – Я умолкаю, почти боясь задать ей вопрос. – Кто ты такая?
Она улыбается, касаясь своей груди.
– Воробей. Я Воробей.
– Воробей?
– Так меня зовут. – Она старается найти нужные слова, хмурит лобик под белыми волосами. – Но это больше. Это то, что я есть.
– А я Долория. Дол.
Я опускаюсь перед ней на колени. Она такая хрупкая, она стоит, словно в центре леса, посреди древних нефритов. Она похожа на мотылька, думаю я. На бабочку.
Птенец, думаю я. Тот самый, из моих снов.
– Покажи мне, – прошу я. – Покажи мне, что ты есть.
Воробей окидывает меня долгим взглядом. Потом поднимает руку к небу.
Я слышу эти слова, хотя девочка их не произносит. Они просто появляются в моей голове, как мои собственные.
Она снова смотрит на небо и на этот раз поднимает обе руки высоко над головой, ладонями к небесам.
И закрывает глаза.
И тут же, как по команде, тысячи птиц – десятки тысяч – взлетают над зарослями джунглей, щебеча, и поднимаются все выше, и парят в начинающем розоветь предрассветном небе.
Птицы.
Настоящие, живые птицы.
Они куда больше, чем просто надежда.
Они непостижимы. Они безудержны. Крылья хлопают, сердца бьются, они такие же живые, как сама жизнь.
Я наблюдаю за ними из открытых дверей храма. Моя улыбка бесконечно широка, она переходит в смех. Воробей в ответ улыбается мне, но она ни на секунду не сводит глаз с птиц.
Местные жители вокруг ритмично напевают что-то. Они напевают и плачут, но не умолкают. Они не знают, что происходит или почему, но они точно так же не хотят, чтобы это прекратилось, как и мы.
И мы смотрим и смотрим, а птицы чирикают, и поют, и перекликаются друг с другом, пока все небо не наполняется шумом, а заодно и перьями. Это куда величественнее того, что когда-либо мог описать мне падре.
Я думаю, что вижу сейчас то, что видели мои родители.
Я вижу жизнь такой, какой она была до Того Дня.
Продолжающуюся жизнь.
Возвращающуюся жизнь.
Епископ был прав. И Епископ, и падре. Надежда и в самом деле крылата.
Вперед и назад. Вперед и назад. Вверх и вниз по бесконечным холмам.
Вот что это такое – жизнь, существование.
Я наблюдаю за птицами, и Воробей наблюдает за птицами, и вместе мы теперь некое новое счастливое нечто.
Сестры, думаю я. Теперь у меня есть сестра, а у нее есть я. Это уже достаточно обнадеживает.