Епископ берет нефритовую фигурку обезьяны, так и эдак поворачивает ее. Потом хмурится:
– Послушай, Долория, Фортис когда-нибудь говорил тебе, что раньше работал в Колониях ЮВА?
– Он там работал?
Епископ кивает:
– Похоже, ты очень многого не знаешь об этом мерке. – Он хмурится. – Не знала. Как я уже говорил, сочувствую твоей утрате. Всем твоим утратам.
Я тяжело сглатываю.
– Думаешь, ты можешь мне помочь? – Я вопросительно смотрю на Епископа.
Он снова неторопливо кивает:
– Мы, наверное, сумеем установить количество золотых храмов, которые расположены на холмах и видны с рисовых полей. По крайней мере, можем попытаться.
Впервые он говорит нечто логичное. Возможно, логичное. Ужасающе логичное.
Я нервно повожу плечами. Епископ достает какую-то карту, проводит маршрут между нами и Калифорнией, между Калифорнией и Восточной Азией.
– Снаружи сейчас довольно жарко. Расположение симпов на карте не обозначено. И не только вокруг нашей горы. Но отсюда и до Хоула их буквально море.
– Епископ, у меня нет выбора.
Он кивает, постукивая по карте:
– Ладно. Если тебе нужно добраться до Восточной Азии, то я знаю корабль, который отправится туда из Портхоула не позже чем через три дня. Это самый обычный рейс. И там есть отличная компания продажных солдатиков. Так что, возможно, мы сумеем тебя на него посадить, если ты уверена, что так нужно.
Я почти ощущаю, как маленькая птица трепещет крыльями, когда слышу эти слова.
– Но, Дол, даже если ты переберешься через Новый Тихий океан, на той стороне все будет совсем по-другому. Ты можешь оказаться в опасности, едва сойдешь на сушу. И куда бы ты ни отправилась, не найдется никого, кто помог бы тебе. Никого, кому ты сможешь доверять.
Я встаю:
– Ничего нового ты не сказал. Я поговорю с остальными.
Произнося это, я уже знаю ответ. Не осталось никого, кто помог бы нам, нигде. Больше не осталось. И не важно, если даже кто-то хочет это сделать.
Но мы воспользуемся случаем.
В конце концов, что нам терять?
Я лежу в темноте, прислушиваясь к дыханию Тимы. На несколько мгновений это успокаивает, когда видишь другого человека в забытьи.
А потом уже нет.
Для девчонки из страны грассов очень странно и необычно иметь удобную постель и все же не найти ничего похожего на покой.
В эту ночь кровать кажется мне могилой.
Я верчусь с боку на бок и терзаю себя мыслями. Это вроде отдирания подсохшей корочки с глубокой царапины, только еще хуже, потому что такая «царапина» никогда не заживет. И я все равно продолжаю ее бередить.
Я верчусь так и эдак, меняя положение тела, зарываясь лицом в подушку.