Идолы

Повсюду вокруг нас, на всех улицах, что ведут к центру города, на углах – торговые лотки, и везде толпятся люди. Прохожие спешат по залитым солнцем тротуарам, скрываясь от жгучих лучей под разноцветными зонтами или широкими, островерхими соломенными шляпами. Бугенвиллеи нависают над плоскими железными крышами, и над коричневыми соломенными крышами, и над резными деревянными… Какие-то лотки укрыты матерчатыми тентами, и в теплой тени красуются прилавки с неправдоподобными вещами: самодельными вениками, рулонами разноцветных тканей, яркими зонтиками вперемешку с фруктами, овощами, цветами… Ярко-оранжевые маки, и золотистые гвоздики, и алые розы, сплетенные в ожерелья и венки.

Мимо нас громыхает фургон. Он сооружен из разноцветных жестянок, открыт с боков, зато имеет выпуклую крышу, будто предназначен специально для того, чтобы укрыть пассажиров от обжигающего солнца.

Я перевожу взгляд со своих босых ног, ступающих по раскаленному тротуару, на Фортиса, который идет впереди меня, но даже и не собираюсь ни о чем спрашивать. Для нас просто невозможно оказаться у всех на виду. Мы только что увернулись от какой-то процессии, и сейчас не время для другого парада. Нам придется пересечь город на своих двоих.

В воздухе расплывается какой-то запах.

– Джекфрут, хлебное дерево, – поясняет Фортис, глубоко вдыхая и почесывая спину. – Пахнет, как вымя старой больной коровы.

– Но тебе нравится, – замечает Ро.

– Конечно. А там ююба. Маленькая, зеленая. Что-то вроде помеси груши и яблока. – Мерк показывает на лотки. – Ююба. Большая – гуава. А то – мангустан. Саподилла. Лонган… тот, что похож на сухой желтый виноград. Личи.

– Ты знаешь все названия на этом рынке? – спрашиваю я, рассматривая колючий фрукт, украшенный розовым плюмажем.

Тима бросает на меня косой взгляд. Она явно думала о том же самом.

– А это ананас. – Фортис пожимает плечами. – Удержаться не могу. Уж очень люблю фрукты.

Так, значит, ты и вправду бывал здесь раньше, думаю я. Как и говорил Епископ. Но почему ты никогда об этом не упоминал?

Но я оставляю эту тему, потому что совершенно ясно: Фортис ничего объяснять не станет. И вместо того улыбаюсь:

– Здесь все такое живое… Как будто Земля и не сдалась еще.

– Ты не можешь остановить рост того, что растет. Но, полагаю, можешь уничтожить все то, что попадается тебе на глаза. Однако оно все равно вырастет снова. Такова уж Земля. – Фортис усмехается, и это первая его улыбка за весь день.

Солнце поддерживает рост – разве не это пытался сказать мне Лукас?

– А вон там что такое? – показывает Тима.

– Страстоцвет, – отвечает Фортис, разламывая один фрукт пополам и протягивая мне и Тиме по половинке, и бросает несколько монет на пластиковый поднос на столике.

– И чего же такого страстного может быть во фрукте? – говорит Тима, не осознавая, насколько страстно выглядит, вонзая зубы в сочную оранжевую мякоть. – Это же в основном просто питание для семени.

Фортис чуть не давится лонганом, который начал жевать. Лукас лишь улыбается.

Я наступаю на какой-то уличный сор и тут же понимаю, что это не сор. Это цветок… сотни, тысячи цветков. Я оглядываюсь и понимаю: то, что я принимала за мошек, на самом деле цветочные лепестки, плывущие в воздухе.

Цветы и мусор, думаю я. И вряд ли можно определить разницу…

И как кто-либо может ожидать, что разницу заметят Лорды?

А потом в воздухе над нашими головами раздается гулкий голос, и Тима куда-то показывает. На столбах, там, где прежде были фонари, висят громкоговорители. Между ними – огромный портрет какого-то человека, он высотой с деревья на улице. Его окружает сложный золотой орнамент, а одет человек в алый военный мундир симпов. Я уже видела прежде нечто подобное – по всему Хоулу висели такие же портреты Посла Амаре. Но среди них не было изображения таких размеров и с таким количеством золота. И не только в этом дело… По периметру портрет украшен пышными волнами из белой и желтой ткани.

Подношения – множество цветов – заполняют вазы, корзины, горшки всех форм и размеров, и все это стоит перед портретом. Я думаю, что это какое-то святилище. Политическое святилище.

Подношения страху.

Лицо у человека широкое и плоское, волосы аккуратно причесаны. Очки в тонкой металлической оправе. Но в целом он выглядит как-то непримечательно. Для человека, который держит в своих руках судьбу целой планеты.

Однако звук, разносящийся над головами людей, действительно производит впечатление. Поначалу я не понимаю колониального диалекта. В чем-то он похож на китайский, по крайней мере на тот китайский, на котором говорят в Хоуле, но потом сообщение повторяют на английском.

– Сегодня мы приветствуем новое сообщество рабочих в наших прославленных Юго-Восточных Колониях, благодаря Дому Лордов и Посольствам, и мы завершаем наиболее важную стройку нашего исторического правления.

Похоже, это Главный Посол Планеты. Он говорит о себе. Теперь холод его голоса обретает смысл, на громкоговорители трудно даже смотреть. Я гадаю,