— Он не трус, — сказал Пасанг.
— Все шерпы не трусы, — согласился Дикон. — Одни из самых храбрых людей, которых я когда-либо встречал, — а после войны эти слова дорогого стоят. Но Наванг и остальные столкнулись с необычным явлением, которое их вера и традиции считают реальной угрозой.
— Что ты знаешь об их вере,
Ответила ему Реджи:
— Разве вы двое не знаете, что капитан Дикон давно перешел в буддийскую веру?
Я с трудом сдержал смех.
— Глупости. Ричард даже не хотел присутствовать на церемонии благословения Дзатрула Ринпоче.
— Не все буддисты верят в демонов и поклоняются статуям Будды, — сказал Дикон.
Моя улыбка погасла.
— Ты шутишь.
— Неужели вы не видели, как во время перехода ваш друг каждое утро молча сидел в позе лотоса? — спросил Пасанг.
—
— Мне тоже, — сказал я. — Составлял планы на день.
— Люди, планирующие предстоящий день, не поют вполголоса «ом мани падме хум», сидя в позе лотоса, — заметила Реджи.
— Умереть, не встать! — воскликнул Жан-Клод.
Признаюсь, что в этот раз я не удержался от смеха. Интересно, где Же-Ка подхватил это выражение?
— Можно спросить, зачем мы тратим время на мои, возможно, необычные философские взгляды, — сказал Дикон, — когда нужно принять решение? Собирать ли нам шерпов в третьем лагере и спасаться бегством, или отправить шерпов — как только это будет возможно — на север, а затем впятером подняться на Северное седло, пока туда не добрались наши
— Сначала один вопрос,
— Что ты хочешь знать, Жан-Клод?
— Когда ты стал буддистом?
— В июле тысяча девятьсот шестнадцатого, — прошептал Дикон. — Но, к счастью для нас всех, я плохой буддист. Если у меня будет возможность убить этих людей, которые лишили жизни наших шерпов, я убью их без каких-либо сожалений или колебаний. Тогда вы сможете называть меня бывшим буддистом.
Второй раз за последние двадцать четыре часа я почувствовал, как покрываются мурашками руки, а волосы на затылке встают дыбом. «Убить всех этих людей? Как, черт возьми, он это сделает, когда у них настоящее оружие, а у нас только маленькие игрушечные ракетницы?»
— Я пойду с тобой, куда прикажешь, — сказал Жан-Клод.
— Я тоже. — Был ли я искренен? Да.
— Я останусь с леди Бромли-Монфор, что бы она ни решила, — сказал Пасанг. — И буду исполнять приказы того, кому она подчинится.
Дикон потер лоб, словно не хотел снова принимать на себя командование в ситуации, когда люди будут убивать и сами могут погибнуть.
— Если мы вернемся на ледник и пойдем к третьему лагерю, повернуть назад уже вряд ли получится. Вы должны доверять нашим решениям… в данном случае — нашим с Реджи. За ней остается общее руководство экспедицией. На мне — восхождение и боевые действия.
— Вы можете сказать, почему поиски тела Бромли гораздо важнее, чем мы думали? — прошептал Же-Ка, обращаясь к Реджи.
Леди Бромли-Морфор снова прикусила окровавленную губу и посмотрела на Дикона.
— Если мы благополучно доберемся до четвертого лагеря на Северном седле, я скажу вам причину, — ответил тот. — Если же нам придется бежать в Шекар-дзонг и дальше на восток, лучше этого не обсуждать.
— Хорошо, — сказал Жан-Клод, как будто Дикон что-то объяснил.
Я пребывал в полной растерянности, но спорить не стал.
Далеко впереди, выше и восточнее нас, внезапно появилось красное свечение. Мы несколько минут молча наблюдали за ним.
— Это на леднике, — прошептала Реджи. — Ближе к нам, чем к третьему лагерю. Красный сигнальный огонь?
— Слишком долго горит, — покачал головой Дикон. — Даже для железнодорожного осветительного патрона.
— Жутковатый свет. — Реджи поежилась.
— Как будто кто-то открыл для нас врата ада, — сказал Жан-Клод.
— Знаете, это может быть ловушка, — предупредил Пасанг. — Приманка.
— Да, — согласился Дикон. — Но нам нужны пленные, чтобы понять, какого черта тут происходит и с кем мы имеем дело. Мы будем осторожны, но придется идти в их ловушку. Представим, что мы — ночной патруль на нейтральной полосе.
— А велики ли шансы остаться в живых после ночного патрулирования нейтральной полосы? — спросил я.
