начнем подниматься по снежному полю на Северный гребень к пятому лагерю.
— А почему бы не сделать это ночью, если обнаруживать себя днем так опасно? — спросил я Дикона.
— Потому что, — тихо ответил он, — мы хотим убить несколько немцев, прежде чем покинем Северное седло.
Я с трудом сдержал смех.
— Ха! Два патрона в твоем трофейном «люгере» против восьми или десяти немцев? Или мы будем стрелять в них из ракетниц, когда они поднимутся по лестнице, которую мы любезно им оставили?
— Не совсем, — сказал Дикон.
— И как же мы умудримся убить немцев? Будем сбрасывать на них камни?
— А вот это уже ближе к истине, — кивнул Ричард.
Я лишь удивленно таращился на него. Внезапно мне в голову пришла мысль, от которой желудок болезненно сжался.
— Вы тут наблюдаете через свои маленькие туннели из снега и льда, но откуда вы знаете, что фрицы не вырубают ступени на стене Северного седла в нескольких сотнях ярдов отсюда? — Картина в моем мозгу была удивительно яркой, почти реальной.
— Мы бы услышали, как они вырубают ступени, — сказал Жан-Клод. — Кроме того, немцы были очень заняты уничтожением следов своих преступлений. Перетаскивать и сбрасывать тела — тяжелая работа на высоте больше двадцати тысяч футов над уровнем моря, даже если неподалеку имеется удобная расселина. И еще им нужно избавиться от улик в базовом лагере, не говоря уже о разоренных втором и третьем лагерях. Мы с
— Но снайпер по-прежнему наблюдает и ждет, пока мы себя обнаружим, — сказал я.
— Да, — подтвердил Дикон.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— А что бы ты делал на месте снайпера? Где бы ты теперь сидел?
Ричард достал из кармана трубку и сунул между своих белых зубов, но раскуривать не стал. Я ни разу не видел, чтобы он курил трубку на большой высоте.
— Ночью поднялся бы по склону Чангзе, — спокойно начал объяснять он. — Нашел бы удобную позицию для стрельбы ближе к вершине, на высоте около двадцати четырех тысяч футов. И с первыми лучами солнца все мы тут, на Северном седле, были бы как на ладони, в пределах дальности эффективной стрельбы. В магазине моей винтовки «Ли-Энфилд» десять патронов. Я бы снял всех вас, даже не меняя магазина.
Мне показалось, что меня сейчас стошнит. Вскинув голову, я принялся разглядывать высокий заснеженный склон Чангзе, нависающий над нами с западной стороны.
— А откуда ты знаешь, что этот ублюдок не сидит там теперь и не целится в нас? — спросил я.
— Потому что мы тут с половины пятого утра следим, не поднимается ли по склону Чангзе какой-нибудь огонек, — ответил Жан-Клод. — И ничего не видели. Даже немецкие супермены герра Гитлера не способны подняться по этому опасному склону в темноте.
— Но после восхода солнца…
— Мы наблюдали, — сказал Же-Ка. — Ничего. Мы видели одного боша — высокий человек нес ружье
Я покачал головой. В армии я не служил и поэтому не разбирался в тактике, не говоря уже о стратегии. Но мне никогда в жизни еще не было так страшно, даже во время самых опасных передвижений по скалам или льду. Словно прочитав мои мысли — или выражение лица, — Дикон снова положил мне руку на плечо.
— У нас есть план, Джейк. Поверь мне. Не забывай, что это немцы. Они очень высокомерны. В течение сегодняшнего дня они пойдут за нами — прямо по лестнице, которую мы им оставили, чувствуя себя в безопасности, поскольку уверены, что у нас нет настоящего оружия, чтобы им угрожать, — и тогда мы убьем столько, сколько сможем. И только потом начнем тактическое отступление в горы.
На этот раз я рассмеялся. Громко и от всей души. Наверное, меня было слышно даже в третьем лагере, где люди в белых анораках тащили прочь тела наших друзей. Но это не было истерикой.
— Что? — спросил Жан-Клод.
Я заставил себя умолкнуть, но по-прежнему улыбался.
— Только мой друг Ричард Дикон, граф Уотерсбери, хочет он того или нет, может называть
