— Если мне позволено будет заметить… — произнес лекарь спустя полчаса непринужденной болтовни о природе и погоде, во время которой я больше молчала, изредка прихлебывая чай. Моя голова куда больше была занята мыслями о том, что от Дарела не было вестей уже пять дней, и это сильно беспокоило. — Ваше величество, мне до слез приятно видеть, в какой невероятной красоты женщину вы превратились. Кто бы мог подумать восемнадцать лет назад, что я первым взял на руки будущую Императрицу.
— Благодарю, — я кивнула. — Неужели это вы принимали роды?
Мужчина гордо приосанился.
— Я слежу за здоровьем королевской семьи вот уже двадцать один год.
— Двадцать один? — неуверенно переспросила я. В памяти что-то шевельнулось, и, заметив, как помрачнел и нахмурился отец, бросила на меня предупреждающе-недовольный взгляд мать, я поняла, что шевельнулось не зря.
Целитель этих изменений и переглядываний, наверное, не заметил, поскольку продолжил, поникнув и скорбно покачав головой:
— Увы, ваше величество, я принял свою должность в тот черный год, когда скончались королева и оба юных принца. Мой наставник тоже не пережил пиршества лихорадки. Но… — Он внезапно снова взбодрился и вскинул вверх палец. — Прошу заметить, с тех пор, в частности благодаря моим скромным усилиям, здоровью всего двора можно только позавидовать.
Эти слова меня внезапно насторожили. Сначала я даже не поняла, чем именно, и только потому, что мама в этот момент потянулась за пирожным, проследив за ней, я догадалась. Беременность! Как целитель может утверждать, что весь двор пребывает в прекрасном здравии, когда королева родила мертвого ребенка, а потом еще долгие месяцы не могла от этого оправиться?
Я бы не сказала, что тему эту родители старательно обходили, но до сих пор и затронуть ее не представлялось возможным, а задавать в лоб столь щекотливый вопрос мне было неловко. Теперь, когда Дейрек был мертв, спрашивать, для чего они приезжали в Съерр-Таш, казалось не совсем уместным, как бередить старые раны. Вот только…
— Как же вы, многоуважаемый лир, в таком случае допустили поездку ее величества в Империю в ее-то положении? — все-таки не удержалась я.
Мама вздрогнула и едва не опрокинула чашку. По чуть приоткрывшемуся рту я поняла — будь мы одни, я бы непременно услышала возмущенный оклик «Анаис!». Но в присутствии посторонних приличия не позволяли ей так обращаться к Императрице. Вместо этого она стиснула ручку так, что пальцы побелели. Отец сурово кашлянул, а лекарь уставился на меня несколько растерянно. Его губы дернулись в попытке натянуть нервную усмешку.
— О, ваше величество, — наконец, нашелся он. — Кто я такой, чтобы приказывать королеве?
И дальше он так поспешно заговорил о новейшем лекарстве от желудочных колик, что мне окончательно стало ясно — дело нечисто. Поэтому, когда лекарь откланялся, я не поспешила встать, зная, родители обязательно воспользуются тем, что мы остались наедине, и выскажут недовольство моей бестактностью. А я попробую выведать правду.
Предчувствие меня не обмануло. Стоило двери закрыться за лекарем, как отец тут же поднял на меня тяжелый взгляд.
— Анаис, как тебе не стыдно задавать подобные вопросы и ставить всех в столь неудобное положение?
— Если бы вы не держали от меня секретов, я бы их не задавала. — Я мгновенно нахохлилась, а внутренне даже ощетинилась, как растопыривший иголки еж. Нетушки, теперь уже никто не будет указывать, что и как я должна делать, кроме тех, к чьему мнению я готова прислушиваться.
— Какие секреты, милая? — Мама постаралась произнести это как можно более ласково. — Просто это очень тяжелые моменты из нашей жизни, которые мы не хотим лишний раз вспоминать.
— Зачем вы приезжали? — спросила я в лоб, заканчивая с хождением вокруг да около, переводя взгляд с одного на другого. — Почему именно спустя десять лет вы вдруг надумали меня навестить? Ни раньше, ни позднее. Да еще и зная наверняка, что Император не уступит. Зачем нужен был этот бессмысленный риск?
Король вздохнул.
— Тебе должно было вскоре исполниться восемнадцать, и мы подумали, что сможем убедить Императора…
— День рождения у меня в октябре. Чтобы поздравить меня с совершеннолетием, не нужно было приезжать в июле, — перебила я. — Скажите уже правду! Мне давно не семь лет, хватит вести себя так, словно ничего не изменилось за эти годы. Потому что изменилось!
— Детка, ну что ты такое говоришь? — Мать словно отказывалась видеть мое раздражение и не желала принимать тот факт, что я уже больше не «ее маленькая девочка», а потому продолжала с неизменными сюсюкающими интонациями: — Мы прекрасно понимаем, ты уже взрослая, разумная девушка и страшно тобой гордимся…
Было очевидно — меня снова уводят от разговора. На душе стало противно, и остро захотелось немедленно собрать вещи и вернуться во дворец в Съерр-Таше. В тот дворец, откуда всю жизнь хотелось убежать.
С громким стуком я отставила чашку и поднялась.
— В следующий раз мы поговорим, когда вы перестанете вести за моей спиной какую-то скрытую игру.
Мать тоже вскочила.
