Удерживающая мои запястья хватка вдруг слабеет. И когда я отрываюсь, чтобы перевести дух, горячие пальцы зарываются в мои волосы, тут же притягивая для нового поцелуя.
Сердце бешено колотится. Мне снова становится жарко, но теперь от этого жара не хочется избавляться, наоборот, распалить его еще больше, радостно почувствовать, как прикосновения, словно языки огня, охватывают все тело, обжигая и лаская одновременно.
Я задыхалась от тяжести его тела и от неописуемого восторга, волнами накатывающегося на меня, стоило губам скользнуть по груди или пальцам утонуть в огненных волосах. И не позволяла оторваться ни на мгновение. Мне нужны были эти прикосновения, эти поцелуи, это тяжелое дыхание, то и дело смешивающееся с моим и срывающееся стонами.
Мне нужен был он.
Даже секундная боль была приятной. Она отрезвила на какое-то время, но только для того, чтобы потом я смогла в полной мере осознать это головокружительное чувство и окончательно потерять голову в охватившем все тело пламени. Которое, полыхнув яркой вспышкой, постепенно угасло, оставляя после себя ровное уютное тепло.
Янтарь, тяжело дыша, уткнулся лбом в мой лоб так, что наши носы почти соприкасались, а кончики его волос приятно щекотали щеки, коснулся моих губ долгим, почти бесконечным поцелуем, а затем откатился в сторону.
Все-таки он прав. Я устала.
Янтарь вздрогнул, когда я придвинулась ближе и обхватила рукой, положив голову на грудь.
— Ана… — голос прозвучал хрипло.
— Ш-ш, — недовольно буркнула я, закрывая глаза. — Хочу спать.
Я еще успела почувствовать, как его пальцы зарылись мне в волосы, а лба коснулись горячие губы, как он поворочался, устраивая меня удобнее. А еще порадоваться, что он-то не видит, как на моей подушке устроилась огромная шайса, поэтому заснуть на своей половине я никак не могу.
Глава 6
Если меня кто-нибудь спросит, знаю ли я, как ощущается колокольный звон, если все колокола находятся прямо у тебя в голове, то я теперь смогу искренне сказать, что знаю. Именно с этого, раскалывающего череп на множество мелких осколков звона началось мое утро. Все тело ломило, а во рту, кажется, поселился разъяренный еж, который ворочался, не в силах устроиться, и жестоко царапал мне иголками небо и горло. Что, демон побери, со мной такое?
Я, кажется, даже тихо застонала, прижимая ладонь ко лбу — та ощутимо дрожала. Непривычно ярко бьющий в глаза свет, несмотря на то, что шторы были задернуты, заслонила тень. Матрас прогнулся под дополнительным весом.
— Проснулась?
— Убей меня, — почти искренне простонала я, не открывая глаз.
— Отрава подойдет? — в голосе Янтаря промелькнула едва заметная сочувствующая насмешка.
Я приоткрыла один глаз и увидела, что огневик протягивает мне стакан, до краев наполненный чем-то ядовито-фиолетовым.
— Что это? — ужаснулась я. Один только вид предлагаемого напитка вызывал тошноту.
— Это то, что тебе надо выпить. — Янтарь дождался, пока я со скрипом сяду, и вручил стакан.
Я стиснула его обеими ладонями для верности и отхлебнула. Даже если и отрава, лучше и правда умереть, чем всю оставшуюся жизнь провести с этим колокольным набатом. На вкус жидкость оказалась куда менее мерзкой, чем на вид, и чем-то напоминала апельсиновый сок с сильной горчинкой. Первый же глоток утихомирил разбушевавшегося во рту ежа, поэтому остаток я опрокинула в себя уже без колебаний.
— Что случилось? — Я вернула стакан Янтарю и без сил упала обратно на подушки, массируя ноющие виски.
— Ты ничего не помнишь? — спросил он с какой-то странной осторожностью в голосе.
Я попыталась сосредоточиться, отодвинув боль на второй план. Получилось не очень. Какие-то разрозненные обрывки лиц, голоса…
— Помню, как начался бал. Помню, разговаривала с твоей мамой, с Камелией. Помню… нет, больше не помню.
— Тебя отравили. — Судя по звуку, огневик водрузил стакан на прикроватную тумбочку. — Кто-то подсыпал тебе в вино «Поцелуй демона».
«Поцелуй демона»? Боги, этого еще не хватало для полного счастья! Это наркотик, из-за которого у Империи с эльфами уже несколько десятилетий длится то и дело обостряющийся конфликт. Сами остроухие называют его «Поцелуем Алариль»[17] и используют в каких-то ритуальных целях, чтобы достичь пика наивысшего просветления. Как оказалось, на людей он действует совершенно иначе, устраняя все преграды, стоящие между человеком и его желаниями, будь то законы, нормы приличий или собственные страхи и чувство самосохранения. Под воздействием этого наркотика любой мог сорваться с крыши только потому, что ему захотелось полетать. Или, не задумываясь, убить обидчика, или сжечь полгорода, чтобы
