— Эзра? Она в отпуске — у нее родилась внучка. Первая девочка в их семье. Она жуть как довольна, — ответил Мартин, передавая слуге шляпу и трость.
В этот момент я вдруг заметила, что среди чемоданов, которые еще не успели убрать, было несколько чужих.
— Так кого же ты оставишь с нами? — уточнила, полная подозрений.
— Если хочешь что-то сделать хорошо, сделай сам, — назидательно сказал Мартин. — У тебя же найдется лишняя спальня для уставшего пожилого канцлера? Мне много не надо. Ты даже не ощутишь моего присутствия…
Эпилог
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей.
Я закину ключи и псов прогоню с крыльца —
Оттого, что в земной ночи я вернее пса…
Впусти кота в дом — и скоро сам не заметишь, как он станет в нем хозяином.
Нет, Мартин не пытался командовать, был абсолютно ненавязчив и не рвался ко мне в спальню ночью, желая стребовать супружеский долг. Последнее было даже немного обидно. Иногда мы с мужем встречались за завтраком. Генрих просыпался ни свет ни заря, и мне приходилось вставать с ним. Изредка ужинали вместе. Несколько раз я обнаруживала Мартина в детской задумчиво наблюдающим за сыном. Но при моем появлении он тут же уходил.
И все же дом постепенно принимал нового хозяина. В гостиной пахло вишневым табаком, в прихожей лежали трости и зонты, на десерт стали готовить любимый мужем яблочный пирог. Новые слуги чем-то упорно напоминали бывших подчиненных Мартина, а в кабинете деда, который я любезно уступила канцлеру, постоянно разрывался телефон. Порой, выходя с Генрихом на прогулку, мы сталкивались с вежливыми доброжелательными господами, которые непременно интересовались, как у меня дела. В некоторых я потом узнавала министров, баронов и графов.
Даже присутствие Марты и ее близнецов чувствовалось не так сильно. Целительница, когда не пропадала в университете, проводила время с Эдмундом и Петрой. Близнецы были презанятными, но совершенно не похожими на моего Генриха. Эдмунд, пухлощекий рыжеволосый крепыш, почти все время спал, хорошо кушал и благодаря своей очаровательной улыбке и кроткому нраву был любимчиком всех домочадцев. Петра… Полагаю, характером она пошла в отца. Малышка родилась совсем крохотной и часто болела, но, несмотря на это, обладала любознательным и стойким характером и значительно опережала в своем развитии как родного брата, так и «дядю» Генриха.
Сама Марта с удовольствием общалась со мной, но избегала Мартина. Присутствие моего мужа вызывало у нее противоречивые чувства. Менталист не отказал вдове своего племянника в поддержке, но его снисходительность касалась только Марты. Не ее отца. Не знаю и не хочу знать, в чем уличил мэра Торнема канцлер, но Тиоли не только лишился должности, но был вынужден распродать все свое имущество и уехать из страны. С внуками ему увидеться так и не дали. Думаю, Мартин счел это лучшим наказанием для того, кто подверг опасности его беременную жену.
Но даже наша с целительницей немного неловкая, но искренняя попытка найти общий язык не могла заполнить пустоту в душе. Мне было мало случайных встреч с мужем. Быть просто соседями, но не возлюбленными оказалось… невыносимым.
В один из дней я внезапно, неожиданно для самой себя оказалась на пороге спальни Мартина. Его в это время дома не было, а дверь он не запирал. Было неловко вторгаться вот так, без спроса, но любопытство оказалось сильнее.
В комнате вроде ничего особо не изменилось, однако же все здесь было таким… мартиновским. Бумаги на столе — с торопливыми пометками, но сложенные в аккуратную стопку. На стуле — детская погремушка с облупленным боком. Старая, быть может, принадлежавшая еще Петеру. Наверное, Мартин решил ее подновить и отдать Генриху. Под кроватью — несколько книг и очки, скорее всего потерянные и забытые. Муж запрещал слугам перекладывать его вещи, а если я что-то брала, он потом показательно страдал из-за того, что не может ничего найти.
Не удержалась и открыла гардероб. Потрогала вещи и, увидев любимый халат мужа, закрыла глаза, уткнувшись в мягкий ворс. Потерлась лицом. Глупая. Мартин рядом, протяни руку и коснись. И все же я не могу сделать шаг вперед. Не убегаю, но и не приближаюсь. Сколько я так вытерплю? А мужа, казалось, все устраивало. Или же он прекрасно притворялся. Или завел любовницу…
Так, стоп. Вот о последнем точно не стоило думать. Как и об отслеживающих артефактах. Не думать о них, не думать… Нужно занять себя чем-нибудь другим. Тогда точно отпустит.
