– Давай-ка к реке спустимся, – предложил он, – посидим у воды, подумаем.
– Давай.
Мы развернули коней и вместе с выезжающими из города телегами проехали к главной башне посадской стены. Стражники скучно скользили взглядом по выходящему потоку телег и людей. Увидев нас, немного подобрались, а один даже доложил:
– У нас все спокойно.
Странно, чего это они? Или им стало известно все, что произошло в детинце, или дед Матвей уже взялся за воспитание местной стражи? А Кубин на доклад ратника только кивнул.
После моста и извилистого поворота мы завернули направо. По дороге, которая через овраг, где протекала маленькая речушка Почайна, мы направились к нижним причалам, что стояли у самого слияния двух рек. Легкой рысью обошли несколько груженных чем-то телег.
У причалов кипела работа. Купцы торопились отправиться с нужными товарами дальше, чтоб успеть добраться до ледостава. Тут же из больших лодок выгружалась пойманная рыба. В общем, обычная суета пока небольшого речного порта.
Завернули налево и проехали вверх по течению, минуя причалы. Остановились за последним, у нагроможденных, нанесенных половодьем бревен, веток и всякого мусора. Привязали коней и подошли к самой воде. Присели на лежащее бревно. Я покосился на сидящего недалеко рыбака. Он взмахнул удилищем, забрасывая снасть, немного повернулся, и стала видна левая, покалеченная рука. Настроение упало.
Немного посидели молча под плеск волн. Дед Матвей тяжко вздохнул – что-то его гнетет. Я открыл было рот, но вдруг спросил совсем не то:
– Власыч, а что на самом деле значит «Помни отцов своих»?
Кубин вздохнул и произнес:
– Напутствие. А еще – это песня смерти… в исключительных случаях.
Дед Матвей вдруг взял небольшую сухую ветку и у самой кромки воды написал: «Memento Mori».
Я внимательно посмотрел на Кубина.
– Давай, Власыч, выкладывай все, что наболело.
Кубин долго молчал. Я его не торопил, пусть соберется с мыслями.
– Понимаешь, Володя, – наконец произнес он, – мне опять начало казаться, что все наши попытки что-то изменить ни к чему не приведут.
– Почему опять? И почему ты думаешь, что у нас ничего не получится?
Кубин тяжело вздохнул и подчеркнул надпись.
– Когда мы попали в это время и осознали, где мы, у нас сразу появилась цель. Цель с большой буквы. Ты меня понимаешь? – Я кивнул. – И времени как раз было в достатке, чтоб подготовиться, помочь, объединить княжества, сделать русскую землю сильней. Ведь у нас было знание. Нам легко удалось достичь высокого положения и княжеского признания. Мы стали вхожи в княжеский совет, к нам прислушивались, но… – дед Матвей переломил ветку, что держал в руках, – но все тщетно. Князя интересовало иное, а настойчивость пресекалась полным непониманием. Тогда мы решили разделиться. Евпатин уехал в Рязань, Кулибин в Ростов, а я остался во Владимире. Стал ближником Юрия Всеволодовича. Мы начали все заново, но опять попытка вразумить князей провалилась, а после Липицкой битвы у нас просто опустились руки. Мы устали, понимаешь? Я уехал за Керженец и стал учить молодежь уму-разуму, Евпатин собрал дружину и стал ходить в набеги. Иван Петрович принял постриг, со временем став настоятелем Храма Владимирской Божьей Матери.
Он опять тяжело вздохнул.
– Нам троим не удалось ничего изменить. Троим! Но вот появился ты, и все вдруг завертелось. С трудом, но все начало получаться. У меня и Кулибина появилась надежда, которая чуть не погибла вместе с тобой в Керженской сече. Я тогда коней загнал, везя тебя к Мяге. Потом была гибель Китежа… Буево поле. Но это не убило надежду. Тебе удалось больше, чем нам. За тобой пошли люди. – Кубин горько усмехнулся. – Пусть мало, но пошли. Я написал Великому князю письмо. Обо всем написал. О будущем вторжении, о том, что нужно собирать дружину. Но он опять не поверил, сына вместо себя прислал, который скоро… Знаешь, как горько и больно видеть глаза человека и знать, что он скоро погибнет? И ничего не сделать. Ничего! Время неизменно. Течет себе, как река.
Он переломил ветку на четыре части и бросил одну в воду.
– Смотри. Это мой брат. Погиб сразу.
Потом кинул остальные. По воде поплыли уже три ветки.
– Это мы. И что ни делай, нам никуда не свернуть. Мы как эти ветки, понимаешь?
И я в первый раз за три месяца пожалел, что у меня нет курева. Рука скользнула к поясу, но фляги там не оказалось, забыл в крепости. Закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
– Мои деды воевали, я тебе рассказывал о той войне. Мой отец военный, тоже воевал. Я… я помню «Отцов своих», и я не отступлю. Есть простое слово – надо!
Я поднялся, поднял большой камень и бросил его в реку. Ветки, плывшие рядом, раскидало в разные стороны.
– Смотри, камень торчит из воды, вот это те триста лет ига. А камень тоже можно разбить и изменить историю.
