Хоть в чём-то их взгляды совпадали.
На окраине села встретил дозорный, попросил назваться, но, узнав Поляка, беспрепятственно пропустил. Повсюду горели костры, у которых сидели люди с гитарами. Молодые и в возрасте, парни и, что удивило Монгола, несколько девушек. Не девушек даже – девиц. Нескладных и некрасивых, в мешковатых комбезах, с оружием. В зубах зажаты папиросы, с губ срывается мат. Разумеется, такой судьбы для своей дочери Поляк не хотел. Никто бы не хотел.
Все собравшиеся у костров оборачивались, любопытными взглядами провожая пришедших.
– Там бункер, – Поляк указал на противоположный край села. – В нём квартирует торговец. Если твой пацан тут, то он наверняка заходил к старику Харитону.
Азату хотелось крикнуть: «Рамиль!», но он понимал, что орать ночью посреди спящего хутора – верх глупости.
В бункер к торговцу вели три пролёта – тридцать девять бетонных ступеней. Он их сосчитал – лишь бы унять тревогу. Пересчитал количество лампочек и проводов в толстой металлической оплётке. Сердце колотилось как бешеное.
Медленно отворилась дверь, ведущая в бункер, пахнуло потом и табачным дымом, будто в этом мрачном подземелье только тем и занимались, что курили и потели от духоты.
Их встретил грузный мужик в линялой, грязной футболке, пошаркал навстречу, протянул толстую, потную ладонь.
– Харитон, – проговорил он, при этом «ха» будто выкрикнул.
– Монгол, – представился Хусаинов.
Поляк кивнул хозяину бункера.
– Руки не подают в Зоне, Харитон, – укоризненно заметил проводник, но хозяин бункера лишь отвернулся.
Потом от него не пахло – разило. Азату показалось, что всё в этом бункере пропиталось кислыми испарениями грузного тела.
– Баклан передал привет, – не оборачиваясь, проговорил он в пустоту. – Слышь, Поляк? Баклан передал…
– Я слышу.
– Они с Асом нашли тот артефакт, про который ты им рассказал. Не знаю, что там за артефакт, но радости у обоих – полные портки. Мне отказались продавать, даже не показали.
Проводник усмехнулся.
– Мы к тебе, Харитон, по делу пришли… Сюда несколько часов назад должна была группа зайти. Старшему лет тридцать, с ним совсем сопляки.
– Ко мне никто не заходил, – пожал плечами торговец, – может, со Штифтом кто базарил. Спросите у него, он у костра где-то трётся.
– У какого из?
– У любого… из, – и захохотал.
Они мчались сюда, выгрызая из ночи куски горячего, сочного времени, но натолкнулись на холодное: «Может, со Штифтом базарил».
Выйдя на улицу, принялись искать взглядом того, кто мог именоваться Штифтом.
– Вон там, – наконец, разглядел его Поляк и указал на рослого детину с гитарой, сидящего на перевёрнутом ящике возле крайнего костра. Здоровяк тянул хрипло и фальшиво:
Подошли, поздоровались, не протягивая руки. Сталкер отложил гитару, выслушал. Да, приходила такая группа. Да, были тут и купили кое-какое барахло у Харитона. А что не сказал об их визите – так то коммерческая тайна. Куда ушли? А кто бы знал. Остался один их парень в этом лагере, а остальные двинулись дальше, вглубь Зоны.
Выматерившись от безысходности, двинулись искать у костров оставшегося. Лет двадцать тому было, по словам Штифта.
– Ориентир, – тянул за их спинами здоровяк, – теряется в тумане
Оставшегося из группы Рамиля нашли в одном из домов. Тот обнимался с миловидной белобрысой девушкой. Жестом попросив несостоявшуюся любовницу удалиться, Хусаинов и Поляк в четыре руки утрамбовали любвеобильного паренька в угол и допросили, выведав у испуганного юнца, что зовут его Иван Погодин и что он остался в лагере, чтобы не участвовать…
– В чём не участвовать? – хрипел Монгол, сдавливая горло парня. Нехорошая догадка уже зрела в уме, но Хусаинов боялся озвучить её самому себе.
– Он мальчиков любит. Мальчиков, – вдруг совсем тонко взвизгнул Погодин. – За это из армии попёрли.
Азат побагровел, изменился в лице Поляк.
– Так ты что, моего сына подговорил в компании с гомиком в Зону идти? Отвечай, мразь!
– Он сказал, все согласятся… Любить его.
Хусаинова всего трясло. Он схватил парня за грудки, пару раз с силой шваркнул о стену.
