глаз Виктора.
– Не далее как полчаса назад вы относились ко мне с большим доверием, даже интересовались весьма интимными моментами моей жизни, – напомнил он. – И я вам отвечал, со всей искренностью.
Виктор убрал руки и подошел к двери, Тина едва успела нацепить очки. Принесли поднос с шампанским в мельхиоровом ведерке с колотым льдом и хрустальную креманку с клубникой и шапкой взбитых сливок. Официант открыл шампанское, Павлов передал высокий бокал Тине, и, поблагодарив официанта сотнею, закрыл за ним дверь. Он снял пиджак и повесил его на спинку стула. Белая рубашка подчеркнула торжество момента.
– Я хочу выпить этот бокал за наше знакомство, – сказал Павлов, коснувшись бокала Тины краем своего, – и не говорите потом, что вы меня не знаете.
Тина улыбнулась и пригубила шампанское. Павлов оперся бедром о край стола, на который поставил наполовину опорожненный бокал.
– Тина, могу я попросить вас снять парик?
– Вы говорили, что мне идет, врали? – уличила его она.
– Нет, но я хочу видеть вас настоящей, тем более что не от кого больше прятаться.
Тина встала с кресла и направилась в ванную комнату. Павлов поздравил себя за то, что правильно решил, что Тина поступает как все женщины. Когда Тина вернулась из ванной, Павлов подливал шампанского в ее бокал.
– Теперь довольны? – спросила она, тут же сделав приличный глоток.
– Очень доволен, – подтвердил он. – Вы необыкновенно красивая женщина, Тина.
– Я вам нравлюсь? – она привычно забросила ногу на ногу.
– Да. Но… – Виктор сделал положенную паузу.
– Опять но. Что теперь вам мешает? Ваше вероисповедание?
– Нет. Я просто опасаюсь, – закинул приманку Павлов.
Тина засмеялась, откинулась на спинку кресла и с явным удовольствием наблюдала за ним. Павлов сделал вид, что смущен.
– Опасаетесь?
– Боюсь, – он оторвался от стола и стоял сейчас напротив ее кресла. – Боюсь, что вы помутите мой рассудок, измучите мое тело, исковеркаете мою жизнь или как говорят в ваших сериалах, разобьете мое сердце.
– Ах, Павлов, вы лирик… Но мне приятно, что вы опасаетесь.
– Вам приятно… – продолжал профессионально увлекать ее флиртом Виктор. – А мне страшно, что из-за моей боязни я не позволю себе дотронуться до вас, не позволю себе думать о вас, и любить вас всем сердцем.
– Павлов, вы псих, – она посмотрела на него, гадая, правду он говорит или играет с ней.
– Кто я и кто вы? – обреченно вздохнул 'влюбленный' мужчина.
– Да, да, вы упоминали о том, что считаете, что мы не пара, – ухватилась она за поданную им нить разговора.
– Конечно не пара, – горько воскликнул он, боясь, однако, переиграть – Вы красивая, возлюбленная поклонниками, опекаемая влиятельным мужчиной!
– Бернс старик, к тому же женат, с поклонниками я общаюсь посредством интернетовского сайта и поэтому, Павлов, – Тина развела руки, – вы не угадали, я банально одинокая женщина.
– Вы, Тина, дразните меня. Я ни за что не поверю, в то, что вы сейчас сказали.
– Вот и правильно, не верьте, – она хлопнула ладошкой по своей гладкой загорелой коленке. – Разве можно верить женщине?
– Можно, – уверенно ответил Виктор. – Я считаю, что женщины намного честнее мужчин. В своих высказываниях, в своих поступках. Если женщина разлюбила, она прямо скажет об этом. Мужчина же, наоборот, будет обманывать постылую жену, боясь покинуть насиженное гнездышко. Сотни женщин могут подтвердить мои слова, я знаю немало любовниц, которые так и не дождались, когда их возлюбленный оставит семью и разведется с женой.
– А вы, Павлов, врете своей жене? – из-под опущенных ресниц спросила Тина, вертя в руке полупустой бокал.
– Нет.
– Врете, врете, – она подняла взгляд и в упор посмотрела на него.
– Жены нет. Поэтому не вру, – и для достоверности добавил. – Была бы, поручиться не смог, что ни разу не соврал бы.
– Правильно, иногда лучше сказать ложь, – подхватила Тина. – Песня есть такая, девушка просит любимого прямо сказать ей, когда он разлюбит ее, но он обещал ей дарить розы: белые к свиданию, красные, как признание в любви, а если он подарит бордовые, то это будет означать, что он уходит от нее.
– И? – заинтересовался Павлов.
– Спустя годы он подарил ей огромный букет бордовых роз, все подруги ей позавидовали…
– А она?
– Она сказала, что лучше бы он соврал ей.
– Женская логика, – Виктор снова наполнил бокалы, и задал вопрос, вертевшийся на языке:
– А вы были замужем?
– Нет, – просто ответила она.
– Что так? – ляпнул Павлов и прикусил себе язык, но что вылетело, то вылетело.
– Видите ли, Павлов, – не обиделась Тина, – на актрисе этого жанра не слишком много желающих жениться. Да и Бернс… В моем контракте есть особый пункт.
– Я думаю, у вас еще не случилось любви, – он хотел подбодрить ее, но получалось немного фальшиво.
– Шесть лет своей сознательной жизни я посвятила работе и Бернсу. Я много где побывала, но никогда не была свободна. Можно сказать, что это тоже своеобразное замужество.
Ветерок из приоткрытой лоджии колыхнул тяжелые шторы. Тина передернула плечами.
– Холодно? – спросил Виктор. – Закрыть балкон?
– Спасибо, нет, – одернула прозрачные рукавчики Тина.
– Тина, может в ваших глазах я наглый незнакомец, но давайте перейдем на 'ты', – попросил Виктор.
– Брудершафт? – усмехнулась Тина.
– Нет, без всякого… – поспешил заверить он. – Просто скажем друг другу 'ты'.
– Ты, Павлов, псих, – звонко засмеялась она, – ну кто отказывается от брудершафта?
– Ну, если ты не против…
– Против, – все еще улыбалась Тина.
– Значит, обойдусь, – легко согласился он.
Она встала из кресла, подхватила из креманки крупную ягоду и, мазнув ею по завитку взбитых сливок, поднесла к губам. Но вдруг передумала, и усмехнулась, увидев, как дернулся его кадык. Бросила ягоду, слизнув с пальца сливочную каплю.
Павлов даже прикрыл веки, что бы не видеть…
– И часто приходится обходиться? – невинно спросила она.
– Тина я скоро уезжаю… – вдруг прохрипел он в надежде на ее понимание. Что ей стоит? Она проделывает это каждый день! Он ничем не хуже этих самцов, а кое-чему может и научить. Только бы она поняла!
– Счастливой дороги.
Ломается! А он, как идиот, выпрашивает немного ласки у этой сучки! Конечно же, она набивает себе цену! Вздумала поиграться с ним, дешевка! Шкура, под которую каждый может просунуть…
Тина почувствовала перемену в Павлове и отпрянула к окну. Он двинулся вслед за ней, глаза налились кровью, кулаки сжаты.
– Павлов, ты что? – осторожно спросила она.
