Он остановился. Потряс головой, зажмурив глаза. Они молчали. Тина не пыталась протиснуться к выходу и стояла, ожидая, когда пройдет затмение. Три долгих минуты ждала она, затаив дыхание, боясь вновь разбудить в нем зверя. Павлов стоял, опустив плечи и обхватив руками голову. Наконец она решилась:
– Павлов, да что с тобой?
Он поднял на нее глаза. Они были мутными и словно невидящими.
– Тебе плохо? – спросила она, прикоснувшись прохладными пальцами к его щеке, с уже пробившейся щетиной. Он вздрогнул от ее прикосновения, и она отдернула руку.
Виктор поймал ее и прижал к своему пылающему лбу.
– Боже, ты весь горишь! – воскликнула Тина. – Давай я помогу тебе добраться до постели.
Она забросила его руку на свое загорелое плечо и шагнула к широкой кровати.
Павлов тяжело опустился на гостиничный матрас, откинулся на подушки. Тина сбегала в ванную, намочила холодной водой край махрового полотенца и присела рядом, приложив полотенце ко лбу Виктора.
– Павлов, не пугай меня, – попросила она, ослабляя галстук и расстегивая верхние пуговицы его рубашки.
– Пройдет…- промычал Виктор.
– Может, врача позвать? – неуверенно спросила Тина.
– Не надо, – отказался Виктор и сбивчиво объяснил, – такое бывает… иногда…последствия контузии.
– И как долго? – задала вопрос Тина, ладонью потрогав лоб Виктора. Не удовлетворившись исследованием, приподняла его голову и прикоснулась губами, при этом его подбородок уперся в Тинкину грудь. – Как долго длится приступ?
– По-разному, – обреченно вздохнул пациент. – Может, через десять минут полегчает.
– Ты воевал? – снова спросила Тина, теперь пытаясь сосчитать удары его пульса.
– Первая чеченская.
– Ух, ты! – заинтересовалась она. – И ранения есть?
– Есть.
– А звание, какое? – спросила новоявленная медсестра.
– Майор…в отставке, – ответил Павлов.
– Павлов, а ты случаем не прикидываешься? – Тина приложила голову к груди Виктора и стала слушать его сердцебиение.
– Я? – возмутился Павлов.
– Ладно, ладно, – утихомирила его Тина, – сердце у тебя и впрямь здорово бьется.
'Еще бы', подумал Павлов, эти игры в медсестру и пациента так возбудили его, что он едва сдерживался, что бы не подмять под себя рыжеволосую Флоренс Найтингейл.
Тина встала с постели, одернула платьице, взбила рукой волну волос и заявила:
– Мне пора.
– Тина, ты не можешь бросить меня в таком плачевном состоянии, – он испугался, что она действительно уйдет, и привстал с постели. – А вдруг мне будет хуже?
– Я вижу тебе лучше, – категорично заявила Тина.
– Это обманчиво, – Виктор понимал, что у него последний шанс и старался изо всех сил. – По твоей милости герой войны подохнет в каком-то провинциальном отеле!
– Считай, что ты пристыдил меня, – сложив руки на груди и притоптывая мыском туфли, усмехнулась Тина. – Я-то, чем могу помочь герою войны?
– Ты должна лечь рядом и согреть меня своим теплом, терапия такая, – Виктор сам ошалел от своих слов, но остановиться не мог.
– Терапия… А у героя войны с нервишками все в порядке? Не каждый сможет вынести мою терапию.
– Я готов пойти на все! Тина-а-а… – Виктор схватил ее руку и стал покрывать поцелуями, призывая ее к состраданию. – Оста-а-анься… Я закажу еще шампанского…
– Хитрец, – покачала головой Тина.
– Ну что ты хочешь? – Виктор опустился на колено. – Я все для тебя сделаю!
– Сделаешь? – прищурила глаз Тина.
– Да! – темные глаза его сверкнули маниакальным блеском. – Говори.
– Люби меня, – приказала Тина, глядя в его удивленно раскрывшиеся глаза. – Не просто трахай, а люби.
Глава четырнадцатая
Многоэтажный дом еще спал, еще не вещали хорошо поставленными голосами телевизионные ведущие, не пахло свежесваренным кофе, когда под утро в квартиру Давида позвонили. Давид впрыгнул в пижамные брюки, стараясь не разбудить спящую Ладу, и подошел к двери. На мониторе видеосистемы Давид узнал тоненькую фигурку Тины.
– Тина Андреевна?
– Да, это я, открывай, Давид.
Давид пощелкал дверными замками, звякнул цепочкой и открыл дверь. Вместе с Тиной в квартиру вошел мужчина. Вчерашний незнакомец, узнал его Давид. Незнакомец держал Тину за руку и улыбался ей глазами. Именно глазами, присмотрелся Давид, губы незнакомца были сжаты.
– Давидик, прости нас, мы раненько, но нам срочно надо переговорить с девчонками, – скороговоркой сказала Тина и сбросила туфельки. – Знакомься, Виктор Павлов из Москвы.
– Давид Коткин, – Давид протянул руку Виктору и всмотрелся в его лицо, 'помощник' определил он. – Мы, кажется, виделись на киностудии. Обувь можно не снимать.
Проходите в столовую. Я умоюсь и сварю вам кофе.
Давид вошел в свою спальню, присел на край постели и потряс спящую Ладу за плечо.
– Лада, вставай, Тина Андреевна пришла.
– Да и черт с ней, – недовольно пробубнила в подушку Лада, – носит ее по ночам…
– Она не одна, – объявил Давид, сбрасывая пижамные брюки и оставаясь нагишом.
Он посмотрел на свое поджарое тело в огромных зеркальных дверях шкафа-купе и остался доволен увиденным. Повернулся к широкой кровати, на которой раскинулась, потирая заспанные глаза, самая красивая женщина. Звонко чмокнул ее в горячее бедро и сообщил:
– Срочный разговор. Надо разбудить Виолетту. Я в душ.
– О-хо-хо, – пожаловалась на тяжелую жизнь Лада.
Она опустила ноги на ковер, потянулась, накинула Давидову рубашку и направилась в гостевую спальню будить Виолетту.
Виктор сидел за большим круглым столом и глядел на Тину. Первые робкие солнечные лучи пробивались сквозь тончайший тюль занавески, и освещали небольшую столовую.
Утро казалось безмятежным. Тина позволила себе похозяйничать в Давидовой кухне, и раскрыв створки буфета нашла кофе. Потянувшись на цыпочках она вытащила медную турку с длинной деревянной ручкой. Виктор засмотрелся на ее ножки и вспомнил, какие они на ощупь. Гладкие и шелковистые от загара. Вспомнил смешной мизинец на левой ноге, он будто прятался за своими братьями. Яркий лак на правильной формы ноготках, впадинку под коленом, идеальной формы бедра и нежную кожу на их внутренней стороне. Короткий завиток золотистых волос на лобке, на кинопленке он кажется темнее. На кинопленке… ревность ударила Виктора в сердце чем-то острым и тонким, как шило, и повернула его в ране, принеся неизведанную ранее боль.