переговаривались.
Полдень позднего мая был, в общем-то, жарким, а вода в Московском море и вовсе всегда была теплой, чуть ли не теплей воздуха. Но, с точки зрения мальчишек, двое пришельцев выглядели абсолютно идиотски.
Они были одеты в странные ярко-аляповатые безрукавки (то ли непрокрашенные, то ли… нет, не понять) и шорты, похожие на колониальные, но тут, да еще на взрослых, выглядевшие нелепо. И обуты в не менее странные, чем безрукавки, сандалии на босу ногу – слишком толстая подошва, какие-то многочисленные ремешки…
А еще тот, что повыше, держал футляр скрипки.
– Может, представление в поселке давать собираются? – неуверенно спросил младший из мальчишек. – А сюда репетировать пришли?
В этом заявлении что-то было. До линии струнника – рукой подать, приехали люди, а сюда пришли порепетировать, ну и окунуться. Но младшему возразили:
– И что они репетировать собираются? 27 мая – День Поминовения[17]. А не клоунада.
В этом тоже имелся резон. Любопытство стало еще сильней.
– Пошли спросим, – решительно сказал светлоголовый крепыш. – Интересно же. Может, что-то историческое, я такие майки видел – их раньше часто носили. Ну, до войны.
Мальчишки принадлежали к поколению, которое считало утоление любопытства одним из важнейших дел в жизни. Эта черта их характера доставляла взрослым самых разных положений и должностей немало неприятностей – ни в одном деле ни в одном конце Земли и близлежащих планет нельзя было быть уверенным до конца, что в самое неподходящее время в самом опасном месте не вынырнет несовершеннолетний гражданин, искренне считающий, что без него тут не обойтись.
Благодаря этой же черте характера (сочетавшейся с воинственным нежеланием терпеть ничего «неправильного» и «нечестного»), впрочем, также не случилось немало неприятностей, а также сорвалось солидное количество преступлений и вылазок со стороны тех, кто еще судорожно надеялся, что империи – это временно. Плюсы и минусы глобального любопытства подрастающего поколения клонились, причем явно, в сторону плюсов.
Но у этого же поколения была и еще одна черта…
– Погодите, – вдруг сказал тот, кто возражал младшему, мальчишка с длинной темно-бронзовой челкой, только-только начавшей просыхать после купания. – Не надо ходить.
– Интересно же, – возразил светлоголовый. Но услышал в ответ:
– Тебе интересно. А им интересно вдвоем побыть. Потом подойдем и спросим. Вы что, правда не видите: они же не просто так оделись в это… и стоят не просто так. Они же вспоминают.
Вся компания притихла, не сводя глаз с людей у воды…
– Ну здравствуй, Славка.
– Здравствуй, Игорь.
Мужчины помолчали, и в довольно долгом их молчании было легкое растерянное смущение. Наконец тот, кого назвали Игорем, спросил, кивнув на воду:
– А почему здесь-то?
– Так все просто, – в голосе Славки было облегчение от сломанного молчания. – Вон, видишь, станция? Ну, внешкольная? – Игорь кивнул, посмотрев через плечо. – Я четыре дня назад приехал, остановился в гостинице, гулял тут вокруг вечером… Вижу: шпарит мне навстречу по тропинке кто-то знакомый. Пригляделся, и он на меня смотрит, остановился так… разглядываем друг друга, видим оба, что знакомые, а узнать не можем…
– Не томи! – угрожающе предупредил Игорь.
– А чего томить? Я все-таки первым его узнал. Вовку Серова помнишь?
Игорь кивнул. На секунду его глаза приняли отсутствующее выражение…
