И я вместе с ней. Скорость нарастает, уклон большой, я пытаюсь задержать скольжение, за что-нибудь ухватиться. Но ничего не попадается под руку, крыша под соломой совсем гладкая. Успокаиваю себя, что не так-то это и страшно – спрыгнуть с сарая и приземлиться вместе с соломой на травку. Но тут мои ноги цепляются за какую-то поперечину на самом краю крыши, меня мигом разворачивает на сто восемьдесят градусов, я лечу дальше затылком-спиной вниз и со всего маху грохаюсь о землю. Внутри как будто все обрывается, на мгновение мир цепенеет, потом я открываю глаза и вижу в полуметре от себя ряд сверкающих на солнце кос, стоящих у стены сарая остриями вверх.
– Лови гада, уйдет!
Вижу, из-за угла наперерез выскакивают еще двое. Ухмыляющиеся рожи откровенных дебилов. Лоснящиеся от жира физиономии. Потирают лапы в предвкушении. Позади нарастающий топот, там еще трое. Той же формации ребята. Пятеро на одного – нехилый расклад, абсолютно беспроигрышный. Откуда они взялись, эти странные особи рода человеческого? Летний ранний вечер. Пустая улица, возвращаюсь в общагу с шахматного турнира. И тут они, как снег на голову. Убивать меня собрались. Я остановился, жду. Сердце колотится так, что в ушах гул. Страшно умирать в начале сознательной жизни. У одного в руках нож. Самый из них деловой чувак, получается.
– Я давно ждал этого момента!
Смотрю ему в глаза – откровенная тупость в них, но и еще что-то, никак не могу уловить, какая-то непростая тайна, подвох скрыты в этом отвязном взгляде матерого бандита. Нож у моего горла. Острие щекочет кадык.
– Что, баран, готов к закланию? Это будет справедливая расплата за грехи нашего мира.
Как выражается, сволочь, нахватался где-то в своих малинах, фанфаронит по случаю. Страх пропал, одно удивление. И это все, что было? Это именно сейчас наступает конец всему? Неужели так просто может все взять и закончиться? В семнадцать с половиною?
– О чем задумался, барашек? Итоги жизни никак подводишь? Давай-давай, самое время. Считаю до десяти и режу, не обессудь, много других дел еще осталось, не тобой одним полон свет белый.
Что за белиберду несет, чего пыжится, тварь безмозглая! Или… Или это призрак, мираж, невсамделешнее?
Я резко двигаю головой навстречу лезвию, и острие легко проходит сквозь меня, я не чувствую боли, я спасен! Что же это такое, братцы? Как, оказывается, просто все обстоит на белом свете! Все прямо, чисто, светло! Вперед, только вперед всегда! Невиданная эйфория вдруг накрывает меня своими слепящими крылами и уносит в беспредельные сияющие дали. Меня уже нет, я до конца растворился в нестерпимой белизне света, обрушившегося на меня бурлящим потоком со всех сторон. Вот оно – настоящее, беспредельное и бездонное счастье! Ради этого стоило жить, мучиться, страдать, это настоящий итог всему! Я свободно парю в переливах нежного белого света и готов это делать всегда. Нет большего блаженства, чем быть самим светом, быть всем и ничем одновременно, раствориться в сияющем мире без следа и в то же время продолжать чувствовать себя, понимать, что ты по- прежнему есть и никуда от себя не делся. О господи, как хорошо!
И тут все закончилось, совсем закончилось. Я выпрямился, глянул вокруг. Ворона стартовала, как на стометровке, взмыла над забором и, хлопая крыльями, понеслась к своим гомонящим товаркам на разлапистую березу через два двора. Соседская черная «Хонда» вынырнула из клубящегося пылевого облака, с душераздирающим визгом тормозов вылетела с Первомайской на Ленина и понеслась по улице, распугивая беспечно гуляющих кур. Яблоневый сад вокруг меня тихо зашелестел листвой, ласковый ветер обдал лицо терпким запахом цветущих трав. Все вокруг было на своих законных местах: дачный дом, сад, сарай, яблони, клубника под ногами – все привычно и давным давно знакомо. Я помотал головой, пытаясь сосредоточиться и окончательно прийти в себя.
Что это было? Где я только что побывал? Что за сонм странных воспоминаний только что накрыл меня?
И тут окружающий мир вернулся по-настоящему, обрушился на меня всей своей яростной полнотой. Все вокруг зазвучало и задвигалось по-прежнему, как до того странного оцепенения. Я вздрогнул всем телом, машинально попытался сделать шаг и почувствовал вдруг страшную боль в области сердца. Там находился огненный стержень, который как будто шевелился внутри, распространяя болезненные импульсы вокруг себя. Я прижал руки к груди и мелкими шажками двинулся по тропинке к садовой калитке в направлении дома. Каждый шаг доставляет мне неимоверные страдания, я иду очень медленно, мучительно преодолевая постоянное желание опуститься на землю и замереть без движения. Но этого ни в коем случае нельзя сейчас делать! Нужно во что бы то ни стало добраться до куртки в доме, где лежит нитроглицерин. Там же мобильник. Если это инфаркт, спасение только там. Таблетку под язык, потом вызвать скорую. Если сейчас растянусь на земле, то уже могу и не подняться. Сердце омертвеет полностью. Получается, я только что пережил клиническую смерть, побывал, так сказать, на небесах. Забавно. Значит, еще не время, раз вернулся. Теперь надо продолжать жить.
Несколько взбодренный этими мыслями, я толкнул дверь в дом, поднялся по трем скрипучим деревяным ступеням, шагнул в темные сени. Этот домик под дачу с немалым земельным участком, засаженным яблонями, сливами, смородиной, я купил полтора десятка лет назад. Деревенька, где находился этот деревянный – довольно старый уже дом, – располагалась километрах в пятидесяти от города. Я скрывался там от городской суеты, от того, что называют бременем жизни. Копался в земле, как навозный жук, и уходила куда-то постоянная тоска по несбывшемуся, по чему-то такому, к чему стремишься всю жизнь, но никогда не сможешь достичь. Это была моя тихая гавань, место отдохновения от забот земных.
В сенях стоял терпкий запах укропа, матрешки, золы из давно не топленной печи и еще чего-то, давно привычного, но не ставшего от этого менее приятным. Нормальный запах старого деревенского дома в самый разгар лета.
