неуловимую, едва ли ощутимую угрозу. Для здания, пережившего пожар, дом выглядел неуместно хорошо. Его не ограждал забор, дверь была не заперта, словно в гостеприимном ожидании уставших путников. И мы вошли.
Не помню более отвратительного убранства и вместе с тем более сильного чувства уюта, вопиюще нелепого в открывшейся нам обстановке. Внутри смрад пропитал каждый сантиметр, но я оставался спокоен, даже равнодушен к этой явной омерзительности предбанника: благодаря неведомому колдовству я перенесся в волшебную страну, где меня ждали удивительные открытия, исполненные самых сокровенных, тайных желаний.
Мы не произносили ни слова, но нечто из глубины дома говорило с каждым из нас, ощупывая сознание и пробуя на вкус самую душу. Не помню, как и почему, но спустя считаные мгновения я потерял ребят из виду.
Да, там определенно было что-то не так: как я мог понять, почему ничто вокруг не внушало трепета, будучи внешне неправильным, неуютным, даже невозможным? Совершенно немыслимым образом, следуя чужой воле, комнаты сменяли друг друга, появлялись, исчезали – как будто двигался не я, но они вокруг меня. Я мог войти в одну комнату, но, выходя обратно, попадал затем совсем в другую – и это обескураживало, заставляло нервничать, но – не пугало. Напротив, в голове зародилась непостижимая мысль, от которой нельзя было избавиться: я чувствовал, искренне доверяя одурманенному рассудку, что здесь мое место.
Логика не помогала постичь сверхъестественность происходящего, мне оставалось безропотно принять свою судьбу в зачарованных стенах; среди них я не нашел ни единого намека на существование прежних обитателей – ни фотографий, ни старой одежды, ничего. Что и говорить, следов пожара и разрушительного времени тоже не было, однако куда бы ни заносил меня прихотливый дом, в каждом помещении я угадывал что-то неуловимо родное, будто знакомое. Испугался я отнюдь не этого.
От наваждения меня отвлек скрип двери и едва пойманное боковым зрением чье-то быстрое движение. Задержав дыхание и повернув голову, я увидел что-то темное, в человеческий рост, шевелящееся за дверью. Мне и в голову не пришло окликнуть того, кто скрывался в дверном проеме, я напрягся и медленно зашагал к темной фигуре. Она не шевелилась. Я знал, что мы смотрим друг другу в глаза; с каждым шагом я ощущал нарастающее беспокойство, хотя заставлял себя быть готовым ко всему. Дверь приоткрылась сильнее, когда я подошел и протянул руку навстречу мраку. Не знаю, почему, но спустя мгновение я вскрикнул и упал на пол, когда коснулся скрытой во тьме холодной поверхности. В комнату с другой стороны вбежали запыхавшиеся Саша и Лия, обнаружив меня, бледного и задыхающегося, на полу. Свет забил за их спинами: зловещие тени прятались в многочисленные щели, тьма дверного проема рассеялась, и я увидел, что сижу с округленными от страха и удивления глазами перед собственным отражением в массивном старом зеркале.
Нет, нами не владел безудержный страх, и желание покинуть эту проклятую обитель неведомого также не охватывало наши сердца. Несмотря на происходившее с нами таинство зла, мы были скорее сбиты с толку и очарованы темной аурой дома, а потому желали проникнуть в его глубинные тайны. Ребята не могли объяснить, каким образом им удалось обнаружить меня, равно как и не могли объяснить невероятных трансформаций и перемещений комнат. Их особенно заинтересовала бедно обставленная комната, в центре которой располагался закрытый спуск в подвал или погреб. По разговору моих товарищей я сделал вывод, что их находка чрезвычайно взволновала обоих, пусть они и не сознавали настоящих причин для волнения. Когда мы решили отправиться к запертому подвалу, дом ведьмы уже не играл с нами – мы легко обнаружили нужную комнату. Да, здесь определенно скрывалось нечто чарующее и отталкивающее – всякий мой шаг отдавался беспричинной волной гальванизирующего предчувствия опасности, охватывавшего все мое тело. Любопытство, однако, заставляло меня, трепеща, опуститься перед крышкой спуска и коснуться ее грубой поверхности. Краем сознания я чувствовал всеохватывающее возбуждение ужаса, пока приоткрывал перед собой путь в многолетнюю, а то и в многовековую тьму. С громогласным в царившей тишине грохотом крышка от моего толчка упала на пол, и нашему взору открылся густой, непроницаемый и недвижимый мрак, исторгнувший из своих внутренностей редкую в своей тошнотворности вонь. Мы отпрянули от смрадной бездны, подавленные и ошеломленные; тьма внутри подвала казалась реальной и физически ощутимой. Молча тянул я руку к ней, но безотчетный ужас от столкновения с липкой неизвестностью заставил меня остановиться и отказаться от первоначального намерения. Разум взял над нами верх, и мы решили поскорее убраться отсюда.
В тот день мы не обнаружили никаких следов вдовы и ее ребенка. Проклятый дом словно существовал вне времени, а сама поляна, где он располагался, казалось, напрочь выбивалась из привычной действительности, рождая причудливые ощущения в восприятии, словно мы вернулись из некоего инобытия. Многие вопросы остались без ответов: так, например, мы не смогли понять отсутствие признаков перенесенного домом пожара. Но, конечно, больше всего мы думали о темном спуске и о том, что скрывалось в его вечном мраке. Перед сном Лия решила помолиться – мне тогда показалось, что она сильнее нас с Сашей восприняла довлеющую ауру неизвестного, пропитавшую насквозь жилище вдовы: ни с кем из нас она не говорила о том, что ее волновало, и я был расстроен тем, что мне не доверились. Я же уснул под конец дня в разнообразных раздумьях, возвращаясь мыслями к привычной боли от неразделенных чувств. Перед закрытыми глазами за миг до падения разума в мир сновидений промелькнули лица моих друзей, искаженные плотоядной чувственностью, отчего мое сердце в который раз заныло в болезненном томлении.
Утро не принесло мне ни грамма облегчения: сон нисколько не освежил тело, и я снова вернулся к размышлениям о легенде и о ребятах. Когда же ближе к полудню они пожелали уединиться, я в который раз, словно побитый пес, зашагал в сторону леса, подавляя в себе постыдное желание разреветься. Ноги сами несли меня, пока я парил и падал в мире недостижимых идей и желаний; я не заметил, как вернулся к жилищу вдовы, и в сердце затрепетала тяга немедленно спуститься во мрак подвала и узнать то, что он тщательно прятал. Подобно герою мрачной баллады, я остановился перед
