но в то же время и восхищенный и польщенный, плелся позади. И вроде как обида душу его все обжигала, а с другой стороны, и тепло как-то; князю-то его помощь, оказывается, о-го-го как впору! Да и теперь: велик хоть князь, а все равно без его, Николиного, совета да плеча подставленного не ладится. А то, что Милован сейчас, разозлившись, выговорил, так то Булыцкому прежде всего-то и наука. Лихой да Ждан – вот два человека, что в свое время нашли что высказать преподу. И вместо того чтобы дуться, есть смысл ему подумать, что да как переменить, чтобы и с князем достойно замириться, и впредь глупостей не творить.
За этими своими мыслями невеселыми и топал он остаток дня. Без разговоров пустых. Впрочем, оно и к лучшему было; тяжело идти по раскисшей тропке. Дыхание то и дело сбивалось. А судя по тому, как торопился Милован, действительно худо у князя со здоровьем было. Поэтому приберечь силы решил пенсионер, тем более что и дружиннику тяжко было, особенно когда приступы кашля прихватывали.
Так и прошагали почти до конца дня. Вечером уже, когда без сил свалились в худой избенке, хозяин которой принял двух уставших путников, и уже окликнул преподавателя его провожатый.
– Обиделся, что ли, молчишь раз?
– Так и ты молчишь, – глядя на вновь закашлявшегося товарища, отвечал тот.
– Мое дело – молчаливое. Тут слова, они всяко лишние.
– А я-то, что от тебя услыхал, на ус мотаю.
– Умеешь, что ли? – встрепенулся Милован.
– Чего умею? – не понял Николай Сергеевич.
– В узелках смысл потаенный видеть?[61]
– Какие узелки? О чем ты?
– На усы мотать – дело нехитрое, а ты поди разбери, что там в узелках кто когда сховал.
– Все равно непонятно, к чему ты.
– А к тому, что даже в том, знаешь что, так и не все разумеешь! Соколу вон сверху все видать, да травинку каждую не углядишь с высоты да норку каждую. Так и честь знай, и туда, куда не просят, не суйся. Все лучше так будет.
– Да узелки-то при чем?! Усы? – взмолился Николай Сергеевич.
– Праотцы письмена в узелках хранили, – проворчал в ответ его сопровождающий. – А нити с узелками на усы мотались, читались пока.
– А, – протянул в ответ Булыцкий. – Ночи тогда тебе доброй…
Ночь беспокойная была. Оно хоть не на улице ночевали, да все одно – холодно. Не угреться по сырости этой, хоть бы и спина к спине сидели. А тут еще и прохватило Милована, похоже, окончательно. Совсем, бедолага, в кашле изошелся. И, бывало, только дремать начинал пенсионер, как вырывал его из дремоты натужный хрип товарища. Уже там, в прилеске, выругался про себя преподаватель; банки-то и не догадался взять! Ну хоть одну! И ведь как специально наткнулся в кладовке ни них, да только впопыхах и не додумался захватить. Оно бы ведь что князю с сыном, что Миловану ох как впрок было бы!
– Возвращаемся, – едва рассвело, объявил пенсионер.
– Чего вдруг? – сквозь кашель свой натужный выдавил Милован.
– Не дойдешь, вот что. У Сергия остались чудные вещички, тебя чтобы на ноги поставить.
– Так что, балда, и князю ничего не взял-то?! День зазря!
– Князю – другое нужно, – отмахнулся Николай Сергеевич. – Иву мне, как увидишь, знать дай. Кора нужна.
– Молчал чего? Вон, уже два озера прошли, а дальше – кукиш! – снова зашелся в натужном кашле дружинник.
– Вот на обратном пути и наберем. – Булыцкий решительно поднялся на ноги, и, развернувшись, сделал шаг, направляясь прочь, но в этот момент Милован схватил его за плечо.
– Плох князь. Совсем худ, – снова закашлялся бородач. – Тут и до беды недалече. Нельзя назад, – умоляюще посмотрел он на товарища. – Что со мной случится, так и попусту. Кто я? Лихой бывший. А с князем если беда, так и Бог его знает. Владимир Андреевич вон муж грозный, да уж больно Киприану послушен, а княжичу старшому так вообще не время. Уж им и крутить и вертеть все начнут, как кто хочет. И все: и труды великие твои – псу под хвост!
– Чего?!
– А того, что слышал, – прохрипел Милован. – В Москву надо. От одной беды уберег, так и другую отведи.
– А коли умения не хватит помочь? Я же не калик перехожий!
– Умягчить сердце надобно бы княжье. Грех с души – уже помощь.
– Тьфу ты! – глядя на дохающего товарища, сплюнул пенсионер.
– Я тебя прошу!
