— Потоп пережили не мы одни. Спасшихся много. Они тоже плыли на кораблях, тоже выручали животных, тоже боролись с водой, с непогодой, с голодом. Сейчас они тоже обживаются на новых местах и придут к вам. Или вы — к ним. Нормальное бытие, Ной, с законами жизни спорить трудно…
— Откуда знаешь?
— Про законы?
— Да при чем здесь законы! Про законы я и сам все знаю…
Про других людей откуда известно?
— Откуда-откуда… Царь Небесный. Оракул. Всесильное Время… Выбирай на вкус, Ной. А если честно, то не понимаю — откуда. Знаю — и все тут.
— Кстати, об Оракуле. Как этот мир будет существовать без него?
Смотритель даже рассмеялся — несмотря на им самим нагнетаемую атмосферу прощальной грусти.
— Уж выживет как-нибудь!
Посидели, помолчали. Все-таки погрустили.
Солнце из красного, рассветного превратилось в желтое, дневное, забралось повыше. Облака — статисты небесного театра — поблекли, смыли грим, расслабились, разбрелись с авансцены кто куда.
«Небо работает в штатном режиме…»
Откуда фраза всплыла?..
— Я на тебя надеюсь, Ной. Ты ведь все понял?
— Все понял, — кивнул Ной буднично. Улыбнулся. — Я хочу, чтобы ты знал, Гай: ты — лучший из людей, кого я встречал за всю жизнь, а она у меня дли-и-инная… Лучший. Небезразличный, участливый, мудрый. Ты не похож ни на кого.
Экий, однако, комплимент! Ни на кого не похож… Старался ассимилироваться среди шумеров, стать одним из них, думал — получилось, и тут на тебе — не похож…
— Спасибо, Ной. Не захваливай меня.
— Это не похвала, это — правда. Ты научил нас мыслить иначе. Ты заметил? Сейчас я понимаю, что мои соотечественники были медлительными, чересчур спокойными, даже безучастными — к соседям, к близким, к родным… Как же они жили?
— Спокойно они жили, Ной. У них все было ровно в жизни, без катастроф — без камней с неба, без дождей и потопов. Вот они и не торопились никуда. Другая жизнь — другие люди. Уверен, поживи они здесь, раскачались бы как миленькие. Вон Хам — уж на что само спокойствие раньше был, а теперь носится как угорелый, таскает, строит, мастерит. Жизнь заставила.
— Это новый мир, и для него нужны новые люди — активные, живые.
— Такие и будут. Активные. Даже иногда слишком. Разные будут люди, поэтому приготовь себе другие мерки — отличные от шумерских. Еще пожалеешь о том, что осуждал своих соотечественников за невнимание к ближним и дальним…
— Ну, ты и картинку рисуешь, Гай, — хоть жалей о том, что выжил.
— Не все так плохо. Хороших людей всегда больше. Но предупредить хотелось.
— Спасибо, учту.
Помолчали. Прощание — тяжелая процедура. Тяжелая и для уходящего и для остающихся.
— Когда ты уйдешь? — задал очередной вопрос Ной. Тут же оговорился: — Заметь: я не спрашиваю — как и куда, я интересуюсь — когда.
А и в самом деле: когда?
Через мгновенье? Через час? Через неделю?
Странно, но Смотритель не мог ответить и на этот куда как простенький вопросик. Он не знал — когда, тоже не знал. Понимал: сказав «а», нет смысла молчать и не договаривать алфавит до «я». И ведь ничего вроде не держит… Ничего!
Вроде…
— Ты не хочешь проститься с остальными? — спросил Ной.
Очень по делу спросил.
— Наверно… — неопределенно ответил Смотритель.
И опять сам не понял, что имел в виду. Наверно — да? Или наверно — нет?
А Ной постеснялся переспросить. Он, похоже, боялся тревожить уходящего Гая вопросами. И то получалось: какой ни задаст, все — мимо…
И все же рискнул:
— Ты оговорился… или проговорился… будто я — родоначальник и идущие следом будут знать о том. То есть обо мне. Так?
— Так, Ной.
— Откуда они узнают?.. Ну, дети, внуки, правнуки… ну, десятое поколение, двадцатое… Тут все понятно. Но есть у людей… я о шумерах говорю… свойство — забывать пращуров.
